Шрифт:
Закладка:
— Лорин, скажи на милость, что происходит?! — воскликнула Элли, устремляясь к девушке. Она искренне пыталась скрыть раздражение, но оно все же чувствовалось в ее голосе.
А как иначе? На улице холодно, хочется есть, голова гудит с похмелья, а тут еще понервничать заставили!
Первокурсница даже не подняла на куратора взгляд.
Застыв перед девушкой, Элли внимательно посмотрела на нее — на бледный лоб, обрамленный вьющимися прядями. Они влажно поблескивали от подтаявшего снега. Один Всевышний знает, сколько первокурсница тут просидела.
— Где ты пропадала последние несколько дней?
— В городе.
— Вот как? Ясно. Жаль, что не соизволила меня предупредить, что собираешься пропустить лекции. — Элли помолчала. — Почему ты здесь сидишь?
— Жду, когда откроется церковь.
Элли прищурилась. С Лорин явно что-то случилось, девушку выдавал голос.
— Сегодня она закрыта. Хор репетирует рождественские гимны.
Лорин в ответ лишь тяжело вздохнула.
Элли переступила с ноги на ногу. Из-за лютой стужи у нее начали мерзнуть пальцы на ногах — и это несмотря на две пары носков и сапожки на меху.
— Слушай, может, пойдем куда-нибудь в тепло? — предложила Элли.
Никакой реакции.
Подавив нарастающее раздражение, Элли наклонилась, чтобы оказаться лицом к лицу с Лорин.
— Солнышко, что случилось?
Элли внезапно поняла, что никогда не виде ла Лорин Грегори несчастной, раздавленной, да и попросту грустной.
А ведь сейчас девушка выглядела именно так.
А еще Элли поняла, что за все свои двадцать пять лет не видела избитого человека.
— Что… Черт… что с тобой… — ахнула Элли, глядя на разбитую губу Лорин и синяк у нее под глазом. — Что случилось?
Лорин моргнула и опустила глаза.
Она ответила так тихо, что Элли едва разобрала слова.
А когда до нее дошел смысл сказанного, ее сердце сжалось.
— Я сама во всем виновата.
Эрин
Тогда
Законы времени, пространства и гравитации не властны над моей сестрой, и ей удается добраться до Лонг-Айленда всего-то через тридцать шесть часов после смерти Дэнни.
Мне еще предстоит узнать, что спешный перелет организовал мой отец. Связался по телефону с давнишним коллегой из министерства иностранных дел, тот связался с ирландским посольством в США, а те — с авиакомпанией.
Это лишь первый из его широких жестов, а сколько их еще будет! Люди, что пришли мне на помощь, тратят, похоже, неимоверное количество сил и времени.
Да, вам нужно кое-что знать о нас, сестрицах, носящих фамилию Кеннеди.
Мы появились на свет с черными как смоль волосами, зелеными глазами и бледной кожей. Внешне мы очень похожи друг на друга, а вот характеры очень разные.
Сначала родилась Таня, потом я.
Последней была Нив, наша младшая сестра.
В детстве, малышкой. Нив взяла в привычку по ночам перебираться в постель именно ко мне — видимо, потому что я была теплее Тани. Я обнимала ее, чувствуя на щеке жаркое дыхание. Так мы и лежали, пока не приходила мать и не относила Нив обратно в ее кроватку.
Время от времени, порой даже невольно, я вспоминаю, как трепещущие ресницы Нив щекотали мне щеку.
Раздается звонок. Ничего не соображая и едва держась на ногах, открываю дверь номера, рассчитывая увидеть перед собой в коридоре горничную. Некоторое время назад я проснулась, а потом заставила себя снова провалиться в забытье, хотя провела в постели более чем достаточно. У некоторых людей, когда в их жизни случается трагедия, начинается бессонница, и они глаз не могут сомкнуть. А у меня вот наоборот — не получается бодрствовать. Пробуждаясь, я возвращаюсь в реальный мир, чего делать не хочется. Когда же сплю… Как же хочется никогда не просыпаться!
В номере не прибрано. Я повесила на дверь табличку «не беспокоить», чтобы избежать навязчивого внимания обслуживающего персонала. И что же?..
Но вместо горничной передо мной Таня.
И хотя сестра буквально только что с самолета, выглядит она как супермодель, что, впрочем, характерно для нее. Волосы стянуты в конский хвост на затылке, на ногах дизайнерские туфли на высоком каблуке; шикарное платье дополнительно усиливает отпадное впечатление, которое она производит. Лично я, отправляясь за тридевять земель, предпочитаю легинсы и толстовки с капюшонами.
Таня заключает меня в объятья. Так мы и стоим обнявшись, долго-долго, кажется, целую вечность.
Последний раз так крепко, будто последний раз в жизни, мы обнимались пять лет назад в дублинском аэропорту, перед тем как я села на самолет и улетела в Штаты. Воспоминания о том, что случилось до этого, по-прежнему причиняют мне настолько сильную боль, что я стараюсь к ним не возвращаться.
— Ты надолго тут заселилась? — спрашивает Таня, стремительно переходя в режим «деловая леди».
— Не знаю, — отвечаю я и щурюсь, силясь вспомнить вчерашний разговор с портье за стойкой регистрации. — Вроде бы я заплатила за двое суток.
— Хочешь остаться подольше?
Если я отвечу утвердительно, сестра отправится в фойе и потребует заселить меня на неограниченное время, да еще и по тарифу со скидкой, и упаси бог дураку за стойкой вякнуть, что сейчас пик туристического сезона.
— Нет, — я качаю головой. — Завтра мне надо обратно домой. Приезжает мать Дэнни и…
— Она у тебя там жить не будет, — отрезает Таня.
— Как так?
— Эрин, солнышко, неужели ты хочешь изображать перед свекровью радушную хозяйку, поселив ее в той самой квартире, из которой», в которой Дэнни… — Таня запинается, в ее голосе боль. — Ты точно хочешь вернуться домой? Пока о тебе буду заботиться я. У тебя же квартира рядом, так? Слушай, я сейчас спущусь вниз и выбью номер для Глории.
Я уже собираюсь возразить, а потом сдаюсь. Таня права. Ну не могу я сейчас варить кофе и делать бутерброды маме Дэнни. Не могу позволить ей спать в нашей кровати, не могу перебраться на диван, обращенный как раз к окну. И мне претит сама мысль об уборке квартиры. За прошедшие полтора дня я ни разу не приняла душ и не почистила зубы. Не вижу смысла.
Таня вволакивает в номер чемодан исполинских размеров, после чего достает из мини-бара бутылку «Джек Дэниэлс», наливает мне двойную порцию, а себе водки. Когда она собирается добавить в водку колу, я спрашиваю:
— Таня, а где родители?
Она замирает:
— Ну, ты же сама знаешь, они боятся летать.
Мне словно заехали кулаком под дых:
Даже… даже сейчас?
Сестра лишь плечами пожимает.
— Из всех людей именно они… — начинаю я.
Таня делает глубокий вдох:
— Ты ведь сама прекрасно знаешь, какие у
