«У Линкена,» — ответил Гедимин. «Это был его трофей. Ему был не нужен, я попросил себе для работы.»

— Какого рода работа? — тут же оживился Фостер.

«Ядерная физика,» — отозвался Гедимин. «Опыты с конструкцией реактора. Ты его видел. Сам не заметил?»

— Я далёк от ядерной физики, — отмахнулся шериф. — Это уже не моя работа. Значит, опыты с конструкцией… Долго вы этим занимались?

«У тебя есть показания Кенена,» — ответил Гедимин. «Там и посмотри. Я не помню.» Он прижал пальцы к виску и болезненно сощурился, как будто у него заболела голова. На самом деле боли не было — только вязкий туман колыхался внутри черепа, и иногда из него всплывали какие-то обрывки слов и картинок. Ночью он пытался выстроить перед глазами объёмную схему последнего реактора — она дрожала и расплывалась, твэлы путались и даже на схеме порывались расстабилизироваться и то ли расплавиться, то ли взорваться.

— Зачем вам было ковыряться в этом реакторе? — неожиданно спросил Фостер. — Какой в этом интерес? Вы же сами его создали. Всё, работа закончена.

Гедимин вздрогнул всем телом. «Маккензи, sa hasu! Он и об этом рассказал… Ну да, конечно. Чего ещё было ждать⁈ Если начал болтать, трудно остановиться…»

— Сколько лет создавался атомный флот? — спросил Фостер и сам же ответил:

— Лет пять, не меньше. От вашей первой смерти до «убийственной атаки». И никто не замечал огромные верфи, научные станции, ядерные испытания… У вас большой опыт скрытной работы, верно? Вы её продолжили, вернувшись в Кларк, да, мистер Кет? Когда Ассархаддон вышел с вами на связь? Отвечайте!

Гедимин мигнул.

«Он мёртв,» — ответил он. «Я работал для себя.»

Фостер нервно усмехнулся.

— Вы строили усовершенствованный ядерный реактор для себя⁈ М-да… Я занесу это в книжечку и покажу нашим умникам. Пусть тоже посмеются. И что вы делали бы с ним, закончив работу?

Гедимин пожал плечами. «Он был бы,» — напечатал он. «Правильный механизм. Хорошая штука.»

— Бомбы вы тоже… усовершенствовали? — неожиданно сменил тему Фостер. — Ради приближения к идеалу?

«Бомбы — для Лиска,» — ответил Гедимин. «За ним охотились. Он защищался. Я помогал.»

— Суд оценит ваши дружеские порывы, — пробормотал шериф. Гедимин жалел, что не видит его лица, — у «макак» любая эмоция отражалась в каждой мимической мышце, и следить за этим было очень интересно.

На посту зажглась красная лампа, и двое дополнительных охранников зашевелились, беспокойно переглядываясь.

— Ладно, подведём итоги, — сказал Фостер, не скрывая досады. — Вы, Гедимин Кет, за пять лет пребывания в Кларке построили три крупных ядерных устройства, цех по переработке радионуклидного сырья и несколько десятков ядерных бомб. Всё это вы сделали сами, в одиночку, без чьей-либо помощи, и двигало вами исключительно научное любопытство. Так?

«Я же сказал про Линкена,» — досадливо щурясь, напечатал Гедимин. «Бомбы для него. И он давал сырьё. Твоя „мартышка“ забывает делать записи?»

— Я помню о Линкене. Речь сейчас не о нём, — отмахнулся Фостер. — И Кенен Маккензи, командир базы, на которой всё это происходило, ни о чём не подозревал? Не видел, как вы неделями работаете с ураном?

«Видел. Я велел ему молчать,» — ответил Гедимин. «Не помогло.»

Фостер хмыкнул.

— Он молчал пять лет. Чем вы так его запугали?

Гедимин молча показал кулак.

— Ну, допустим… — пробормотал Фостер; досады в голосе прибавилось, и сармат снова пожалел, что не видит его лица. — А другие сарматы, работающие на базе, ничего не видели и не знали?

Гедимин качнул головой.

— Ну да. Огромный флот на глазах у всей Земли, семь тонн урана на глазах у четырёхсот сарматов… Значит, Ассархаддон всё-таки мёртв?

Вопрос был неожиданным, но Гедимин не замешкался с ответом.

«Мёртв,» — напечатал он. «Жаль.»

В коридоре появился доктор Фокс.

— Шериф, — сердито сказал он, — вы решили добить подозреваемого, не дожидаясь приговора? Кажется, я очень ясно определил возможную продолжительность допроса. И вы снова его затянули.

Он стоял у поста, пока Фостер и его команда не вышли за пределы видимости. Гедимин, выключив переговорное устройство, перебрался на лежак — после общения с «копами» на него каждый раз накатывала странная, очень неприятная слабость. Он задремал было, но очнулся от прикосновения к руке. Над ним стоял, обеспокоенно глядя на него, Питер Фокс.

— Вам плохо?

— Устал, — качнул головой Гедимин. Звуки, выходящие из безгубого рта, звучали ещё более невнятно, чем обычно, и сармат досадливо поморщился. Фокс тронул его подбородок, задумчиво сощурился, что-то замерил и отошёл на шаг, будто хотел оценить что-то со стороны.

— Завтра, с четырёх до пяти, — пробормотал он. — Как раз будет «окно», и я вас возьму. Попробуем что-нибудь сделать с носом. Кожа есть, хрящевые перегородки… Да, можно попробовать. Но меня больше беспокоит рот. Вы не голодны?

Он протянул сармату контейнер с Би-плазмой. Тот, мигнув, принял ёмкость, открыл и поднёс ко рту — есть действительно хотелось. В очередной раз он едва не прокусил края контейнера зубами, резким движением выдавил половину содержимого в рот и запрокинул голову, надеясь, что в этот раз ничего не вывалится. С трудом проглотив слишком большой ком, сармат повторил действия и отдышался. Стоило опустить голову, остатки Би-плазмы и обильная слюна хлынули на подбородок и закапали на халат. Гедимин досадливо сощурился и потянулся за салфеткой.

— Вот то-то и оно, — пробормотал Питер, пристально следя за движениями сармата. — Нужен чувствительный мягкий край большой подвижности. Придётся немного выждать. Завтра займёмся носом, а дней через пять посмотрим, что можно сделать с губами.

Гедимин пожал плечами. Об отсутствии носа он не вспоминал, пока не прикасался к лицу; жёсткие и слишком короткие губы мешали больше, но через месяц сармата должны были расстрелять, и он думал, что несколько недель можно и потерпеть. «А там всё отрастёт,» — еле слышно хмыкнул он, вспомнив недавнюю встречу. «Хоть