Шрифт:
Закладка:
– Что ты! Я вовсе не буду просить тебя о таких вещах. Попробуй посчитать, как умеешь. Вопрос ведь только в одном: действительно ли ты можешь посчитать людей своими обычными средствами? Ведь надо для начала убедиться, что считаем мы равнозначные вещи, а не смешиваем баклажаны с пауками, которые успеют разбежаться, пока мы их перекладываем из одной чаши в другую. Все люди такие разные – один с бородой, другой кривой на один глаз, третий безумен, а четвертый – вообще женщина. Разве можем мы сложить их в одну корзину для подсчета?
– Как же ты надоел мне, Фарук! Спит человек или бодрствует, кривой он или слепой, женщина или мужчина – это все один биологический вид.
– А что это значит?
Иблис достал телефон и, потыкав в него своими черными пальцами, вслух прочитал:
– Человек – это двуногий примат, который в ходе эволюции стал благодаря большому и сложному мозгу доминирующим видом на Земле и смог развить передовые инструменты, культуру и язык. Хотя люди различаются между собой по многим признакам, таким как генетическая предрасположенность и физические черты, два разных человека имеют в среднем более девяносто девяти процентов генетического сходства.
– Ты что же, вслед за учеными поверил, будто человек произошел от обезьяны?
– О нет, я своими глазами видел, из какой грязи был сделан человек! Но что касается девяноста девяти процентов генетического сходства между любыми людьми, по-моему, это очевидно.
– Так не хочешь ли ты сейчас же вооружиться шприцем и взять у этих людей анализы, чтобы убедиться в том, что они действительно на девяносто девять процентов схожи между собой и вообще являются людьми? Иначе легко ошибиться при подсчете, ведь кривой на один глаз и эта красотка – оба на поверку могут оказаться бесплотными духами, а тот парень – плодом своего собственного воображения, и мы все находимся в его бреду.
– Нет уж, Фарук, поверь мне, – прошептал Враг так проникновенно и сочувственно, будто говорил с безобиднейшим идиотом. – Я и без анализов не ошибусь. В каждом из них я вижу лакомую человеческую душу.
– И эти души тоже на девяносто девять процентов схожи между собой?
– Ах, как же ты все повернул, гнусный пройдоха! Ведь сам знаешь, что каждая душа неповторима и уникальна!
– Знаю, о враг мой! Потому-то весь этот счет существует только в твоем воображении. А Всевышний нас по головам не считает. Мы для него всегда «один», «один», «один» и каждый особенный. И если каждый из нас – один, то какой смысл в счете? Но разреши мне угостить тебя кофе, чтобы прогнать тень печали, омрачившей твой лоб.
– Валяй! – Иблис равнодушно махнул рукой.
Когда аромат, исходящий от кофе, заставил Иблиса начать беспокойно шевелить носом и облизываться, я восславил Всевышнего и, чуть примяв поднимающуюся пенную шапочку своим дыханием, подхватил джезву и вернулся к столу. Аминь.
Иблис, убедившись, что себе я наливаю то же самое, а потом без опаски пью, схватил свою чашку и отхлебнул из нее… На миг он застыл, закатив глаза, будто всматриваясь в свои внутренности – что же там происходит, и вдруг задымился, да так сильно, что где-то запищала пожарная сигнализация, а на наши головы полился дождик из потолочных оросителей.
Иблис отскочил в сторону, отряхнулся и, чуть не плача, проревел:
– Будь ты проклят, Фарук! Запомни же – дни твои сочтены!
К нам со всех сторон бежали охранники с огнетушителями. Заметив их, Иблис грязно выругался, ударил об пол копытом и пропал в облаке зловонного дыма.
– Вот и посмотрим, – пробормотал я, когда пожарные в моем сне наконец-то выключили сигнализацию. – На все воля Аллаха. А он своими планами ни с тобой, ни со мной не делится.
* * *
Еще со вчерашнего дня аэропорт наполнился полицейскими. Они постоянно подходили ко мне, задавали дурацкие вопросы, и в итоге я даже повздорил немного с каким-то важным человеком из охраны, но, как это и свойственно мне, решил все проблемы миром и чашечкой кофе с перцем.
А сегодня – именно тот день, ради которого я вот уже месяц живу в Стамбуле, в гостинице, а мою любимую женушку вижу только на экране телефона. Я рад, что скоро все закончится, но сперва надо прожить несколько долгих и трудных часов.
Накануне я специально посмотрел новости, чтобы хорошенько запомнить лица прибывающих гостей. Не хватало еще протянуть чашку кофе какому-нибудь переводчику и опозориться на весь мир.
Музыки рядом с кофейней больше не слышно. И вообще мало что теперь слышно из-за какого-то еле уловимого, но противного гула, давящего на уши, так что я постоянно встряхиваю головой, однако это не помогает. Наверное, это как-то связано с рациями, по которым то и дело переговариваются полицейские. Все они нервно посматривают в сторону взлетно-посадочной полосы, будто бы от их взглядов время может пойти быстрее или попутный ветер вдруг принесет самолет на час раньше.
Внезапно среди толпы полицейских появились люди в деловых костюмах. Они быстро шли прямо на меня, вертя головами и на ходу отдавая какие-то указания. Передо мной они остановились как вкопанные. Главный из них замер, уставившись куда-то повыше моей головы. Я поднял взгляд – надо мной красовалось название кофейни и слоган: It is good for your potency!
– Это что еще такое? – воскликнул главный. – А ну-ка уберите отсюда эту надпись! Срочно!
– Но это наш слоган, – возразил я. – Все знают, что кофе с перцем хорош для вашей потенции. Хотите, я сделаю чашечку, и вы убедитесь?
Кто-то из полицейских захрюкал, сдерживая смех. Главный побагровел.
– Снять немедленно!
Один из его подчиненных бросился выполнять приказ, довольно грубо оттолкнув меня от стойки, отодрал пластиковую панель и втолкнул ее в нишу над столом.
Уже через несколько секунд полицейские рации включились разом и загудели, словно пчелиный рой, а затем журналисты как по команде ринулись в зал для встречи, выставив вперед камеры и микрофоны.
В опустевшем зале я вдруг увидел парня, аккуратно раскладывающего товары в магазинчике напротив. Вот он на миг поднял голову, и я, к великому изумлению, узнал помощника Зарзанда. Тут стеклянные двери распахнулись, и прямо на меня побежали журналисты, стремясь занять место как можно ближе к кофейне.
Я, не теряя драгоценных секунд, поставил джезву
