Шрифт:
Закладка:
— Сойдут. — Он схватил тост, когда тот выпрыгнул, и положил по два кусочка на каждую тарелку. — Мы купим тебе рабочие ботинки позже. Может быть, во время обеденного перерыва.
— Звучит… — Я начала произносить «сексуально». Почему? Я не знаю. Но я быстро заменила его на что-то менее провокационное. — Модно.
— Модно? — он оглянулся через плечо, намазывая арахисовое масло на тост. — Это не та работа, где нужно беспокоиться о том, достаточно ли ты модно одета. Практично и безопасно — выигрышная комбинация.
— Я не люблю арахисовое масло. — Я посмотрела на его руку, намазывающую эту гадость и на мой тост.
— Господи, женщина… ты вообще человек? — он соскреб арахисовое масло с хлеба обратно в банку. — Вон холодильник. Обследуй его. Намазывай на тост все, что хочешь.
Тост все еще пах арахисовым маслом, но я решила промолчать и просто проглотить его. Он добавил свои нарезанные бананы и сел на один из крашеных металлических барных стульев, а я нашла пачку сливочного масла и намазала его на остатки арахисового масла.
— Меня вырвало кучей щенячьего чау-чау… ну, знаешь, кукурузные или рисовые хлопья с арахисовым маслом, растопленным шоколадом и сахарной пудрой? И с тех пор я не могу есть арахисовое масло.
— Спасибо, что поделилась своей историей о рвоте арахисовым маслом, пока я ем арахисовое масло.
Я оглянулась через плечо, возвращая масло в холодильник.
— Упс. Извини. Корица?
Он кивнул на полку со специями у плиты.
— Сахар? — я схватила корицу.
— Кладовая.
— Где у тебя кладовая?
— Дверь справа от тебя. — Он откусил большой кусок тоста и кивнул на дверь шкафа.
— Здесь? — я открыла дверь, зажгла свет в скрытой кладовке и вошла внутрь. — Здорово.
— Вторая полка справа, прямо за спиной.
Я взяла с полки пакет тростникового сахара и вышла из потайной кладовой.
— Ты построил этот дом?
— Я.
— Серьезно?
Он усмехнулся.
— Если ты не веришь, что я действительно мог построить этот дом, тогда почему вообще спросила?
Я пожала плечами.
— Просто поддерживаю разговор. — Я изо всех сил старалась изобразить спокойствие. На самом деле, я была на взводе.
Восемнадцатилетняя.
В новом штате.
Мамы нет в городе.
Живу с двадцативосьмилетним мужчиной, который арендует большую часть пространства в моей голове. Он доминировал над моими мыслями и портил их. Он даже прерывал мои молитвы. Я быстро обнаружила, что моя периодическая злость на него была вызвана тем, что он заставлял меня думать и чувствовать вещи, которые казались мне греховными. Я задумалась, могла ли я невинно влюбиться в него? Он не был женат. И если я не буду провоцировать его, может ли это быть большой проблемой? Настоящим грехом?
— Я построил его три года назад. Мой отец — электрик. Мой дядя — водопроводчик и сварщик. Я начал работать в строительной компании, когда мне было четырнадцать, летом. И мне это нравилось. Я знал, что хочу строить дома. Поэтому папа и дядя помогли мне встать на ноги, и начать работать. И дела пошли в гору. У меня больше заказов, чем я и моя бригада можем осилить в большинстве дней.
— Так у тебя есть бригада? — я заняла место у стойки, оставив два стула между нами, и он ухмыльнулся, заметив, что я избегаю близкого соседства с ним. — Значит ли это, что ты больше не строишь дома?
— Сейчас я меньше строю, но все еще делаю много плотницкой отделки в домах, которые мы строим на заказ.
Я не была уверена, что это значит, но не хотела снова выглядеть этой «девчонкой с глазами оленя», поэтому кивнула, как будто все поняла.
— Ты когда-нибудь был женат? — Почему? Почему это случилось снова? Почему я не могла контролировать свое любопытство?
— Нет. А ты?
Я улыбнулась над своим тостом, вытирая корицу и сахар с губ.
— И ежу понятно.
— Парень?
Я сделала это. Я начала. И он вскочил на борт, заставив меня пожалеть о сказанном.
— Нет.
— Девушка? — спросил он.
Я мотнула головой в сторону, остановившись на середине жевания.
— Эм… нет.
Он отпил кофе и пожал плечами.
— Не смотри так обиженно. Тебе восемнадцать. Ты должна быть достаточно взрослой, чтобы не обижаться на такого рода вопросы. Нет ничего плохого в том, чтобы быть лесбиянкой.
— Я… Я… — Сглотнув, я покачала головой. — Я не говорила, что есть что-то плохое в том, чтобы быть лесбиянкой. Это не их вина.
— Не их вина? — его челюсть упала. — О, Боже, мне стыдно за тебя.
— Что это значит? — я отложила свой тост, больше не чувствуя голода. Не то чтобы я была голодна, потому что было слишком раннее утро, чтобы есть.
— Я уверен, что намек на то, что быть лесбиянкой — это «не их вина», не принесет тебе очков в глазах многих людей.
Я чувствовала себя загнанной в угол. Я не знала, что сказать. Я знала все, что говорили мне мои бабушка и дедушка, и все, чему меня учили в христианской академии.
— Ты понимаешь, что я имею в виду, — тихо сказала я.
После нескольких секунд разглядывания меня, он кивнул.
— Понимаю. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но не каждый бы понял.
— Ты гей, — сказала я, когда до меня дошло. Все так ясно. Конечно, моя мама не была с ним. Он был геем. Это объясняло его реакцию на мои слова.
Без тени обиды он покачал головой.
— Нет. Я не гей.
Я нахмурилась.
— Это неправильно. — Вытерев губы, я пожала плечами. — Меня учили, что это неправильно.
Он несколько мгновений смотрел на последний кусочек своего тоста, прежде чем положить его в рот. Он слегка пожал одним плечом.
— Хорошо, что ты вырвалась из этого места, которое они называли школой. Теперь ты можешь, блядь, думать самостоятельно.
Сморщившись от того, что он использовал слово на букву «б», я почувствовала себя неуверенной и совершенно незащищенной. Я и не подозревала, что Фишер Мэнн так многому научит меня за то время, что мы провели наедине.
Глава 6
— Что? — я посмотрела вниз на свои джинсы, серую футболку и белые мокасины, когда Фишер прислонился к задней части своего грузовика, подперев одной ногой бампер сзади, а глаза слишком вольно осматривали меня.
— Примерно семьдесят процентов моей молодой мужской команды попытаются залезть к тебе в трусики. Я сделаю все возможное, чтобы они не терлись о твои ноги и не облизывали твое лицо, но я хочу, чтобы ты помнила: они ходили в государственную школу и лишились девственности до того, как смогли легально водить машину.