Стальные сухожилия локомотива были натянуты как струны. Казалось, сейчас раздастся гудок, дернутся шатуны, звякнут буфера, колеса закрутятся и поезд запыхтит, набирая ход, чтобы через минуту скрыться в черном жерле тоннеля.

Выкрашенный в черный и красный цвета, локомотив выглядел как новенький, сияя под лучами искусственного солнца. Изящная подножка из двух ступеней вела к единственной двери с ручкой в виде штурвала.

Они стояли, остолбенев, разглядывая непонятно откуда взявшиеся тут рельсы и удивительный паровоз. Даже Надежда, казалось, растерялась, потеряв обычное самообладание.

Первой очнулась Богиня и немедленно вызверилась на Антона, как на человека, лично ответственного за все, что с ними происходит.

— Что… что это такое? — грозно спросила она.

— Это железная дорога! — чуть ли не завопил от восторга иностранец. Его круглое веснушчатое лицо исказилось, приобретя кирпичный оттенок, словно его уже довольно долго кто-то душил. — Подземная станция! — Казалось, он сейчас пустится в пляс. — Поезд!

— Друзья! — наконец, очнулся Уссольцев. — Боюсь, мне потребуется время, чтобы все осмыслить. Но не остается сомнений, что перед нами самое невероятное сооружение, созданное гением человека. Это же восьмое чудо света!

— Полагаю, коллега, — перебил его рыжий, — вы не станете оспаривать тот факт, что человеком, создавшим это чудо, является мой предок граф Велесов. Буду рад заручиться вашей поддержкой в связи с тем, что все здесь в известном смысле является моей собственностью. Как законный наследник, я…

— Обратите внимание на глубину залегания бункера, — увлеченно продолжал Уссольцев, не обращая внимание на слова иностранца. — Это объясняет непомерный объем выбранного грунта при землеройных работах и проливает свет на баснословные расходы по счетам Азово-Донского банка. На этой площади легко разместится целый дворец с конюшнями! Друзья, это место — настоящая сокровищница и мы с вами — ее первооткрыватели и будущие исследователи!

Он находился в таком волнении, что пальцы его не слушалась, когда он пытался ухватиться за свою многострадальную бороду.

— Да ведь это превосходит всякие безумные фантазии — подземная железнодорожная станция! Неужели гермесианские цитадели соединены между собой транспортной сетью?.. Думаю, перед нами типичный рельсовый экипаж, но что касается силовой установки, могу поспорить, что вместо парового двигателя гермесиане применяли нечто более прогрессивное… Я бы поставил на электрическую тягу!

— Но куда можно уехать на этом поезде? — нетерпеливо спросил иностранец. — Как убедиться, что он в исправном состоянии? Уважаемый Антон! Сможем ли мы его починить, если потребуется?

Историк продолжал бормотать, словно заговоренный:

— В любом случае перед нами стоит грандиозная задача. Отдаете ли вы себе отчет, какие моральные обязательства накладывает на нас открытие подобного уровня? Нам предстоит исследовать и самым подробнейшим образом запротоколировать все, что здесь обнаружено. Только строжайшее следование фактам позволит нам преодолеть недоверие научного сообщества!

— Хватит пороть чушь, — нахмурилась Богиня. — Уж я точно ничего исследовать и обследовать не собираюсь. Можно подумать, мне больше нечего делать.

Она обвела всех тяжелым взглядом.

— И начхать мне на твое сообщество. Понятно? Сначала надо без шухера разобраться, как тут все устроено. Объясните мне, куда все делись? И что тут делает паровоз?

— Да помолчите вы все наконец! — заорал Антон так, что Уссольцев от него отпрыгнул.

— Просто замолчите, — повторил он и поднял голову, прислушиваясь.

До этого времени в помещении станции, если это место следовало так называть, царила тишина, за исключением слабого, еле слышного жужжания. Он не мог поклясться, что этот шум не является плодом его воображения. Но здесь, на перроне, ему послышался другой звук, гораздо более отчетливый.

— Ну, слышите?

Теперь уже прислушались все.

Из локомотива доносился негромкий, но хорошо различимый храп.

Это был самый обычный человеческий храп. Тот, кто находился внутри, похрапывал с присвистом, замолкая лишь на несколько секунд, чтобы снова разразиться серией прерывистых, беспокойных рулад.

На некоторое время они застыли, словно зачарованные, вслушиваясь, пока наконец кто-то не произнес с неожиданным удивлением, словно о чем-то совершенно непостижимом:

— Получается, там кто-то есть?

Глава 21

Мечта вселенского разума

Антон взялся за медный поручень и взобрался на подножку.

Дверь в кабину оказалась не заперта. Очевидно, здешние обитатели, если они и вправду находились внутри локомотива, чувствовали себя в полной безопасности. Да и от кого тут запираться?

За каждым его движением с перрона следили три пары глаз. Все ждали от него чуда, словно он лично пообещал каждому исполнение желаний и ответы на все вопросы.

Антон переступил порог и вместе с ним в кабину проник луч света. Сквозь прозрачную перегородку виднелась приборная панель с рядом загадочных циферблатов, старинных рычагов и верньеров непонятного назначения, блестящих вентилей и краников. Жесткое сиденье, очевидно, предназначенное для машиниста, оказалось пустым. По другую сторону от перегородки открылся жилой отсек — узкое помещение, напоминающее купе спального вагона класса люкс, оформленное в изысканном классическом стиле.

Позади него в кабину поднялись остальные, тараща глаза на обшитые лакированными панелями стены и причудливой формы зеркала, в которых отражались золоченые подсвечники и светильники в виде хрустальных гроздьев винограда. У торцевой стены помещался крошечный, богато инкрустированный столик полукруглой формы. Гнутые ножки кожаного приставного дивана спускались на полированный мраморный пол, устланный ворсистым ковром. Роскошный интерьер дышал презрением к деньгам, а каждая деталь казалась продуманной и поражала миниатюрностью и изяществом. Безо всяких сомнений, обстановка предназначалась для пассажиров, привыкших к удобствам. Правда, с тех пор былой лоск успел основательно потускнеть.

Антон с сомнением разглядывал металлический чайник, расположившийся на инкрустированном столике. Чайник самый обыкновенный, красный в белую горошину, с угольной опалиной на боку. Рядом пристроились типичные элементы сурового холостяцкого быта — грязная алюминиевая кружка с недопитым чаем, безымянная консервная банка, из которой торчала замызганная ложка, спичечный коробок с солью, блюдце с засохшим вареньем, надорванные бумажные мешочки и пакетики. У изголовья дивана в беспорядке хранились другие мешочки и пакеты, а пол был усыпан крошками, крупой, мукой и заляпан чем-то коричневым. В тесном помещении было жарко, витал кислый запах пота и брожжения.

На диване спал человек. Он лежал на спине в одних трусах, похрапывая, широко раскинув длинные костлявые ноги, не утрудившись снять рваные старушечьи тапки без задников.

По виду ему не было еще тридцати. На щеках и подбородке пробивалась неухоженная клочковатая борода, волосы неравномерно покрывали его череп, местами топорщась редкими кустами, а кое-где разрастаясь длинными плетями, подобно водорослям. Сон человека был беспокоен, и бледные веки подрагивали в темных запавших глазницах.

Под ногой у кого-то хрустнуло.

— А прибраться-то в хате