И – ничего! Как так? Неужели дар не срабатывает на тех, кто тоже им обладает? Вот засада...

_______________

[1] Аэроблок – то же самое, что аэропорт.

[2] Синтай – это страна, подобная Китаю в нашем мире. Синтаец – житель Синтая.

Глава 41. Родственная перестановка

С горем пополам на мне нарисовали лицо Тео. Но если мой облик преобразился, то всем остальным: жестами, движениями, мимикой и голосом я выдавала самозванку.

Вернулся Триас с огромной сумкой на плече, что смотрелось крайне странно для короля.

– Н-да, проще было бы сыграть Нотешу, – вздохнул он, завидев преобразившуюся меня.

– Проще было не сношаться направо и налево, – вернула я ему ответочку.

– Кхм, – недовольно выдал Триас, но удержался от открытой конфронтации со мной. Всё-таки от меня зависит судьба его королевства. Поэтому он стерпел моё высказывание при посторонних.

– Васе Велисество весьма тотьсьно подметили, – закивал болванчиком господин Куй. – Вылитая Нотеса!

– Меня?! Сравнивать с этой стервой?! – разозлилась я. – Порву всех!

Это меня, душевную, мягкую, чувственную – и ставить в один ряд с этой избалованной принцесской?! Всё. Я в шоке.

«Да мы в миллион раз сучнее этой сучки!» – на свой лад негодовала Вторая.

Ну, она-то да. Вот, уж кто смог бы поставить Нотешу на место, так это Вторая.

«Наконец-то ты признала моё лидерство!» – услышала она мои мысли.

– Жупердилья, Тео гораздо более сдержан в выражении эмоций, – напомнил папаша.

– А вы меня не злите!

– Его Велисество лись хотел сказать, сто вы с васей сестлой унаследовали цалственные гены... – жополизил перед государем господин Куй.

– Жу... – попытался вмешаться Гедеон, но зря: я ещё не забыла, что он спутал меня с этой самой «сестлой».

– Вот, даже не смей заливать о том, какие мы разные! – ещё пуще завелась я.

«...в постели!» – добавила Вторая.

– Осень похозы... – издевался престарелый синтаёза.

Видимо, неспроста у него почти не осталось зубов. Ох, неспроста...

– Жу, может, ты проголодалась? – зашёл с козырей мой жених и обратился к остальным: – В её положении перепады настроения – это нормально.

– А-а... – похабненько улыбнулся морщинистый старый Куй.

И меня отпустили отдыхать, пока штукатурят Тео, которому тоже пришла пора стать не собой.

– Будешь личным пажом Жупердильи, то есть наследного принца, – обратился Триас к сыну.

Тот молча кивнул.

Пока я заедала стресс, папаша навесил на меня какой-то артефакт, выглядящий, как брошь с двумя скобами по бокам, продетая через шейный платочек из золотой парчи. Причём ткань реально соткана из чистого золота.

Но фишка тут была в другом: зелёный камень в броши, оказавшись на моей шее, засиял ослепляюще лазурным цветом.

– Ого! – воскликнула я, щурясь от сияния.

– Зелёный сапфир светится только когда попадает к носителю силы, – пояснил Триас. – В вашем случае, Жупердилья, он сверкает вдвойне, потому что вы носите под сердцем наследника.

«Ха-ха! – куражилась Вторая. – Ты, как никогда, прав, папаша! Я твоя наследница! Я-а-а!»

– А снять можно? – спросила я. – Посмотрели, убедились. Пора и отстать от меня.

– Увы, отстать не получится, – развёл руками папаша, снимая с меня родовой артефакт. – Впереди полное перевоплощение в Тео. Ваш личный паж вам в этом поможет, – он глянул на хмурящегося рыжего и ускоглазого Гедеона и добавил: – И второй тоже.

– Я буду жить с двумя пажами?

– Камердинерами, если быть точнее.

А что? Отлично! Я аж воспряла духом! Ну, и расправилась с аппетитными тарталетками. М-м-м, мечта, а не закуски!

– О! – я хищно воззрилась на Гедеона. – Рыжик, надо придумать тебе имя! Так-так-так... Может, Мунь Сунь?

– Мунь, пластити, ето пелеводится как «долгозданная дотсь», – просветил нас господин Чжун Куй.

– Тогда Дай Нань Хуэй или Ху Ли Нам? – предложила я новые варианты из сводки, которую однажды читала в одном научном журнале.

– Увазаемая, зенские имена не подойдуть.

– Да как же так? А если Рыж Страх Жуть?

– Синтайский язык не васе. Ох, не васе...

Вот, раздражает меня этот Чжун Куй. Кого же он мне напоминает? Ах, да! Галину Прокопьевну Душнявскую, маму Аристарха. У неё тоже «фефект» речи. Этим двоим никогда нельзя встречаться, иначе случится мировой коллапс.

– Думаю, у господина Куя больше опыта в составлении имён, – высказался папаша.

Блин... а я-то хотела повеселиться.

– Мозем назвать его моим подопесьным Чен Ли.

– Ништяк! – одобрила я.

«О-о-о, Чен, покажи мне свой член. Что это? Член ли? О, бедный, бедный Чен Ли!» – измывалась над Гедеоном Вторая.

Чёрт дёрнул меня усмехнуться. Нет, ну, тупость же. Совершенно ничего смешного. Обычная похабщина. Но я почему-то лыблюсь.

Гедеон, в смысле, Чен неодобрительно сузил свои и без того раскосые глаза, как бы осуждая мой кураж по поводу его нового образа.

А мне не стыдно! Мы угодили в такую засаду, что если позволим грусти и тревоге захватить себя, то непременно покроемся плесенью и будем раздавлены жизненными обстоятельствами. Оно нам надо?

Будем, будем веселиться день и ночь, день и ночь!

Меньше всех господин Куй издевался над Тео. Тому надели чёрный парик, вставили линзы в глаза, налепили густые тёмные брови и переодели в костюм прислуги. И всё: братца тоже стало не узнать.

Зато Триас приступил к истязанию меня: показывал фотокарточки придворных с именами и заставлял запомнить их; учил ходить, как Тео, говорить его тембром и отрабатывал со мной приветственные кивки и поклоны.

Держу пари, папаша мысленно перематерился, пока втолковывал мне правила жизни во дворце.

Выглядело моё обучение примерно так: мне показывали карточку с физиономией какого-то чувака, как две капли воды похожего на предыдущего, и спрашивали:

– Кто это?

– Член королевского совета, – отвечаю. К счастью, добрая половина показанных мне придворных входили в этот совет.

– Имя?

– Генри Бенс.

– Нет, это Борис Дюро, – вздыхает король.

– Хорошо. Борис Дюро, – послушно киваю я, зная, что через минуту забуду это имя.

– Как ты отреагируешь на него при встрече? – папаша внезапно перешёл на «ты».

– Слегка склоню голову.

–