свои гневные слова. Это был наш последний момент вместе. Наш последний танец. А я позволила своим демонам взять верх и причинить ему боль, когда ему было так же плохо, как мне.

Может быть, моя мама права.

Может быть, все дело в любви.

Может быть, любовь – это петь ее любимую песню в темноте, чтобы помочь уснуть.

Может быть, любовь – это отдать свою обувь, чтобы помочь согреться.

Может быть, любовь – это приехать посреди ночи, когда отключается электричество, потому что ты знаешь о ее боязни темноты.

И, может быть, любовь – это уйти, потому что другого способа вновь обрести свет в душе нет.

Мне хочется верить, что сложившиеся обстоятельства стали причиной изменений наших чувств. Что именно это их всколыхнуло и привело в движение, как приливная волна. Но подобные чувства не могут зародиться в течение трех недель. Они создаются со временем, расцветают и растут, проявляются в нечто большее, чем мы оба способны охватить.

Наше испытание, возможно, и открыло дверь, но оно открыло дверь, замок на которой уже был сорван. У нас с Дином всегда была связь – особенная химия. Она скрывалась за шутками и розыгрышами, враждебными словами и глупыми шалостями, но всегда было что-то. И если прокрутить в уме последние пятнадцать лет, как кинопленку, я бы заметила признаки. Заметила, как откровенно игнорировала их из-за обстоятельств, невежества и нашей вечной конфронтации.

Я бы распознала выражение его глаз в зеркале заднего вида после того, как мы спасли Вьюгу посреди заснеженного шоссе.

Увидела раскаяние и ужас на его лице, когда он решил, что чуть не убил меня пончиком с кукурузным крахмалом.

Я бы заметила его подмигивания, ухмылки и огонек в глазах всякий раз, когда мы были рядом.

Обратила бы внимание на его заботливые объятия в клинике для животных, когда он старался поддержать меня.

Я бы вспомнила, как он приехал за мной в ту роковую ночь в ноябре почти в два часа ночи – без колебаний, без вопросов.

Вспомнила его благородные слова в подвале: «Сделай со мной то, что тебе хочется. Оставь ее в покое».

Я бы вернулась в прошедшую пятницу в свою гостиную и послушала его, по-настоящему услышала его, и повела себя совсем по-другому.

У меня вырывается отчаянный всхлип, и я сажусь в постели, запястьем вытирая глаза и поворачиваясь лицом к маме.

– Я… Я должна идти.

Она в последний раз проводит пальцами по моим волосам и отстраняется, нежно сжимая мое плечо.

– Знаю.

Я наклоняюсь и крепко обнимаю ее, утыкаясь заплаканным лицом в ее шею и вдыхая запах ванили – аромат духов, который у меня стойко ассоциируется с матерью.

– Спасибо. Прости за все, через что мне пришлось заставить тебя пройти.

– Ох, Корабелла… – Она целует меня в щеку, прежде чем отпустить. – Просто поправляйся. В борьбе нет ничего постыдного, но ты не можешь вечно так жить. Мы все рядом.

Мы обнимаемся напоследок, а потом я сбегаю по лестнице, выхожу за дверь и запрыгиваю в свою машину. Сейчас чуть больше часа дня, и есть шанс, что он еще не уехал.

Я хочу попрощаться. По-настоящему попрощаться.

Я лечу через весь город, вероятно, нарушая по меньшей мере одиннадцать правил дорожного движения, и паркуюсь перед его таунхаусом. Выбегаю из машины, даже не потрудившись закрыть дверь. Я бегу по знакомой дорожке, заглядываю в боковое окно и стучу в дверь. Вглядываюсь сквозь пыльное стекло, но за ним, кажется, никого. Все вокруг выглядит пустым. Опустевшим и чистым.

Нет.

Я опоздала.

Поворачиваюсь и скольжу спиной по двери, пока не опускаюсь на цементное крыльцо. Я думаю о том, чтобы позвонить ему. Написать ему сообщение.

Но я даже не знаю, что сказать.

Я боюсь, что вместо всех слов прощания получится:

«Я хочу тебя. Ты мне нужен. Вернись».

И теперь я знаю, знаю… единственный из нас, кому действительно нужно вернуться, – это мне.

Пятнадцать минут спустя я брожу по своему переднему двору, как зомби, потерянная и измученная. Я так поглощена эмоциональными переживаниями, что чуть не пропускаю конверт, приклеенный скотчем к моей бирюзовой двери. На нем нацарапано мое имя.

Корабелла.

У меня перехватывает дыхание, когда я тянусь за белым конвертом, срываю его с двери и провожу указательным пальцем по своему имени, написанному черными чернилами. Я с трудом сглатываю, разрывая печать, а затем с моих губ срывается вздох.

Внутри спрятан медальон вместе с запиской:

Оно все еще бьется.

С тобой все хорошо.

А я все еще тебя люблю.

Дин.

Слова расплываются от слез, и я захлебываюсь рвущимся наружу рыданием. Лезу в конверт и дрожащей рукой вытаскиваю знакомую золотую цепочку, зажимая конверт между коленями, пока застегиваю замочек под волосами. Кулон ложится на груди, сердце к сердцу, и я улыбаюсь, ощущая крошечный вес на шее. Затем я прижимаю кончики пальцев к ребрам и закрываю глаза, слушая свое сердцебиение и позволяя ему меня успокоить.

Любовь заключает в себе столько всего, о чем раньше никогда не думала и не знала… и одно из ее проявлений – быть лучшей версией себя, насколько это возможно, вопреки любым препятствиям, стоящим на твоем пути. Независимо от того, насколько темным, трудным или болезненным может быть путь к выздоровлению. Независимо от того, сколько ударов или неудач попытаются вновь окунуть тебя в грязь.

Мы не можем подарить свое сердце другому человеку, не полюбив сначала свое собственное. И именно это я планирую сделать.

Глава 32

Восемь месяцев спустя

Я благодарна за ласковый ноябрь, потому что до сих пор могу сесть на свой велосипед и чувствовать, как ветерок обдувает лицо и играет в волосах, щекочущих мне нос.

Такие мелочи заставляют меня улыбаться.

Я подъезжаю к старомодному кафе в центре города, оставляю велосипед у металлической стойки и приглаживаю растрепанные ветром волосы. Это была изнурительная рабочая неделя, на которой мы заканчивали первый семестр и готовились к экзаменам, прежде чем отправиться на выходные в честь Дня благодарения. Я с самого утра с нетерпением ждала свою ежемесячную встречу за чашечкой кофе. С той самой секунды, как будильник вырвал меня из идиллического сна, в котором я погружалась ногами в песок, а смех Дина рябью танцевал на каждой волне.

Я стряхиваю с себя грезы, поправляю платье-свитер и отцепляю настырный листок от своего высокого ботинка. Я перекидываю ремешок сумочки через плечо и