месте. Ту, в где Крок и Лила накануне моего поединка чести обнимались и шептались в этой самой беседке. Помню, как огорчился: задели мою гордыню. Вспомнил и как я пафосно бросил тогда влюблённой паре: «Честь задета». Каким же я был глупым и наивным. Меня не заботило, что Крок и Лила любили друг друга: тогда я не мог понять их чувства.

Взгляд девушки показался мне настороженным, встревоженным. Дочь старшего охотника выпрямила спину, расправила плечи, чуть приподняла в немом вопросе брови — подобную реакцию на появление незнакомцев я уже видел: давным-давно, у другой женщины. Девушка словно не узнала Крока. Совсем не так отреагировала бы на его появление Лила — та Лила, что прижималась тогда, накануне поединка чести к груди своего возлюбленного, шептала ему нежные слова, покрывала его лицо поцелуями.

Под подошвами сапог хрустел снег — подзабытый, приятный звук. По узкой тропе я прошёл к беседке, замер в трёх шагах от Лилы. Та следила за мной молча. Словно опасалась, что заговорит, но скажет не то, что следовало бы. Я втянул в себя воздух — почувствовал её запах: незнакомый, приятный. Запах не человека — охотника. Смотрел девушке в глаза, будто пытался в них что-то разглядеть; словно надеялся, что они вдруг сменят цвет и станут, как те, которые я часто видел во снах: ярко-зелёные.

— Тилья? — сказал я.

Девушка вздрогнула. В её глазах, сменяя друг друга, промелькнули отблески пробуждённых единственным сказанным мной словом эмоций: испуга, удивления, надежды. Махнула длинными ресницами — мелкие снежинки застревали в них, походили на драгоценные украшения. Отметил её приподнятый подбородок и то, как Лила выравнивала дыхание, стараясь скрыть волнение — я усомнился, что прежняя Лила умела так хорошо справляться со своими эмоциями. А значит: эта — уже не прежняя, как и охотник Крок.

— Кто ты? — спросила девушка.

Тихий, спокойный… чужой голос. Но я не удержался — улыбнулся. Потому что почувствовал в нём знакомые интонации.

— Тот, с кем ты часто пила кофе, — сказал я, — в лагере огоньков, в Валесских горах, в Селене. Тот, кто любил твой кофе с пенкой из взбитых яичных желтков. Кто с удовольствием слушал твой смех и любил смотреть в твои зелёные глаза. Тот, кто когда-то вместе с тобой учился призывать огонь и называл тебя Двадцатой. Кто хвастался перед тобой узорами из огня и буквами божественного алфавита… прости, но теперь я не умею их плести.

По щекам девушки скользили слёзы. Она не утирала их — смотрела на меня, не шевелясь. Точно боялась внезапным движением спугнуть наваждение.

— Мои глаза теперь карие, — сказала Лила.

«Такие же, как у Варисы», — хотел добавить я, но промолчал.

Глаза Лилы и правда очень походили на глаза жены моего племянника — её пока не родившейся дочери.

— Уже заметил, — сказал я. — Но вижу в них то же, что и раньше. Готов смотреть в них до конца жизни — этой, новой. И мне совсем неважно, какого они теперь цвета, поверь. Лишь бы ты смотрела на меня, как прежде. Как на того меня — Линура. Ведь я и сам… немного изменился. Теперь я уже не первый красавец в поселении. С такими ушами, что у меня сейчас… наверняка буду очень хорошо слышать.

Девушка взглянула на мои уши, но не улыбнулась — указала рукой на дорогу.

— Но… я видела его… тебя, — сказала она. — Только что. Он… ты шёл куда-то с мальчишками… смеялся. Помахал мне рукой. Такой же, каким я тебя помню. Живой.

— В куртке с лисьим воротником? — спросил я.

Лила кивнула.

Я усмехнулся.

— Да, я тоже его встретил. Уже и не помню, что когда-то был таким… юным.

Взглянул в сторону дома сестры. Из сада главного охотника старшей стаи сумел увидеть лишь маленький кусочек знакомой крыши.

— Не переживай за него, — сказал я. — Месяца через два парень отправится в Селенскую империю. Чтобы стать магом. И там повстречает свою Двадцатую — поверь, это стоит всех тех лишений, которыми он заплатит за встречу с ней. Да и потом… не скажу, что всё у него будет хорошо. Но он принесёт немало пользы нашему миру. Впереди у него долгая и интересная жизнь, поверь. Гораздо более долгая, чем ты думаешь.

Я посмотрел на Лилу. Невольно вновь улыбнулся, заглянув в её глаза.

Добавил:

— После которой он получит долгожданную награду.

— Какую награду?! — сказала девушка. — Они убьют его! Я видела!

Она вскочила с лавки.

— Не убьют, — сказал я. — Успокойся.

Положил руки ей на плечи.

— Сегодня так точно его никто не тронет. До вечера он просидит дома в компании друзей. Будет есть пирожки и хвастаться удачной охотой. Я это знаю. Я это помню.

Дочь старшего охотника запрокинула голову, заглянула мне в глаза.

— Линур, — сказала она. — Это и правда ты?

Я усмехнулся.

— Линур, Хорки, Вжик, Семнадцатый. У меня в прошлом было много имён. А в этой жизни (или в этом сне: я ещё не разобрался) — моё имя Крок. Вот только я к нему пока не привык. Называй меня так, как тебе нравится.

Обнял Лилу. Та не сопротивлялась. Девушка уткнулась лицом в мою грудь — точно как делала это Тилья; и точно так же, как тогда, перед поединком чести, та Лила прижималась к тому Кроку.

— Ты думаешь, мы сейчас спим? — спросила она.

— Ещё не понял, — признался я. — Но если нам всё же снится сон, то очень надеюсь, что продлится он долго.

— Я… тоже на это надеюсь.

Лила вдруг чуть отстранилась.

— А может она меня всё же услышала?

— Кто? — спросил я.

— Сионора. Я… просила её показать мне тебя… снова.

— Ты меня увидела. Того меня. А я тебя встретил. Всё правильно. Всё согласно уговору.

— О чём ты говоришь? — спросила Лила.

— После расскажу. А ещё покажу тебе Лес. Он тебе обязательно понравится: ведь ты теперь тоже охотник. И познакомлю с нашим поселением. Здесь я родился и жил до встречи с тобой.

— То, которое разрушили маги?

— В ближайшие лет восемьдесят этому поселению точно ничего не грозит, — сказал я. — Там, в Селенской империи, найдётся кому за этим проследить.

— Откуда ты знаешь? — спросила Лила (или всё же