— Да так, — он рассеянно обводит пустой офис глазами, а затем подбирается, становится суше и суровее. — Мне пришлось вернуться в семью.

Слова его звучат почти обвинением. Я не сдерживаю смешок.

— Бедный, несчастный Луноход. Я не оставила тебе выбора, да? Жить негде, денег нет, жизнь катится под откос. Безвыходное положение. Ты же ведь ушёл из дома, правда? А тут пришлось на горло себе наступить и вернуться, поджав хвост.

Егор стискивает челюсти и сжимает кулаки. И мне становится неуютно находиться с ним рядом в пустом помещении. Он всё же мужчина. А я не забыла, как он пытался замахнуться на меня.

— Да, это было нелегко, — продолжает он врать.

А я когда-то любила его. Надо же. Верила и готова была ради него газонной травой под ногами расстелиться.

— Я разговаривала с Ксенией. Она много интересного рассказала. — смотрю на него внимательно. Егор даже в лице не меняется. Разве что становится ещё отстранённее. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Что ты здесь делаешь?

— А, это, — кивает он и улыбается одними уголками губ. — Компания «Дельта», которой руководит мой отец, выкупает крыло здания. Здесь будет рекламное агентство Ксении и мой офис.

Как тесен мир. Надо же. Был «Розовый Слон», а теперь Егор Астахов будет ходить этими коридорами. А ещё Ксения. Мы промахнулись, однако. Крысиное имя дали не тому персонажу.

Я даже ничего не почувствовала. Не хотелось ни плакать, ни задавать ненужные вопросы. Агентства, которое я любила всей душой, больше нет, а пустые стены — всего лишь здание. Коробка, которую можно наполнить чем угодно.

— Удачи тебе, Егор, — желаю от всего сердца.

Хочу уйти из этого склепа. Пусть здесь остаются упыри, а мне делать нечего. Нужно разобраться со своей жизнью и не тратить её больше на Лунохода, его сестру и всю их семейку.

— Ника, постой! — он снова тянет ко мне руки, но прикоснуться не успевает, получив удар в плечо.

— А ну пошёл вон! — командует Тинка, сверкая глазами.

Я стою в каком-то ступоре и наблюдаю, как моя сестра, словно фурия, налетает на Астахова.

— А ну! Пошёл! Вон! — каждое слово — толчок в грудь. Растерянный Луноход отступает под её напором. Он даже не сопротивляется. — Руки прочь от моей сестры, понял? И чтоб я тебя больше никогда рядом с ней не видела, понял? Башку откручу и всё, что ниже, понял?

Она прёт, как таран, толкает и толкает его к выходу, а он пятится и пятится, спотыкается на пороге и вылетает прочь.

Тинка, деловито отряхнув руки, закрывает перед его носом дверь.

— Вот теперь порядок. А ты тут что расклеилась, систер? Удрала, тряпка? Отсиделась? Тебя разве что с вертолётами не искали. А ну пошли отсюда! — командует она, и на душе почему-то становится легко и спокойно.

Улыбаюсь во весь рот. Ну, и правда? Что-то я неадекватно веду себя. Видимо, две чёрточки не только на полоске теста отобразились, а и по мозгам ударили.

Тинка тянет меня за руку. Рядом со зданием стоит знакомый ярко-оранжевый спорткар. Я, наверное, глупо хихикаю, пока она упаковывает меня на заднее сиденье. Вот уж точно: то слёзы, то смех. Качели то вверх, то вниз.

— Привет, пропажа, — подмигивает мне Илья. — Объявилась наконец-то.

— Да вот, как-то я это… — мымрю почти как Дрон, враз растеряв всё своё красноречие. Становится невероятно стыдно за свой побег, а ещё больше — за то, что пять дней никому не давала о себе знать.

— Мне позвонить надо, — лихорадочно шарю в сумочке, пытаясь найти отключенный телефон.

— Ой, сиди уже, позвонить ей, — закатывает глаза Тинка. — Тут уже воздушную тревогу объявили по всем постам.

— А куда вы меня везёте? — замираю, так и не добравшись до телефона. На глаза, как на зло, попадается беленький тест в файлике. Смотрю на него, словно впервые вижу.

— Похищаем! — ржёт сестра. — Расслабься. Мы почти приехали.

Илья эффектно тормозит, срывается с места, чтобы открыть передо мной дверцу и подать руку, но я уже ничего не вижу — выскакиваю сама. Как пробка из бутылки. Стою на тротуаре и хлопаю глазами.

«Розовый Дракон» — сияет ядовитым цветом новенькая вывеска. У входа сидит толстожопый представитель драконьего рода с лохматыми розовыми боками. Скалит на меня улыбающуюся плюшевую пасть. Воздушные шары сплетены в гирлянду, и, кажется, я даже знаю, чьи руки их любовно создали и прикрепили перед входом.

На порог вылетает, как разноцветное конфетти из хлопушки, мой дорогой зверинец. Всклокоченные. Яркие. Улыбающиеся. Они орут и машут крыльями — экзотические попугаи из диких джунглей. Свежая струя креатива прямо в центре огромного города.

— Ника, — рокочет самый дорогой, самый желанный голос. Прямо в затылок. Дыхание шевелит мои волосы. Руки обнимают меня и прижимают к горячему крепкому телу. Нет нужды оборачиваться: я знаю, кто целует меня в макушку. Замираю на миг. Смежаю веки. Покрываюсь пупырышками вся и забываю, как дышать.

— Драконище мой, — выдыхаю, и слёзы брызжут из глаз, будто внутри кто-то включил фонтан.

Он поворачивает меня сам. Бережно и осторожно. Словно я раритет. Священная книга с тонкими страницами. Смахивает пальцами мои слезинки, но куда ему остановить эту поливочную машину, что живёт во мне и выдаёт на-гора тонны солёных волн.

В животе становится горячо-горячо. Димка целует меня исступлённо, куда попало, а я глажу его лицо и не могу остановиться.

— Поехали отсюда, — бормочет он, прислушиваясь к улюлюканью слоновника. То есть теперь драковника. — Если мы не уберёмся, каждый жест будут комментировать.

И мы сбегаем. Садимся в машину. Я прижимаюсь к Димке плечом. Он везёт меня туда, где живёт небо. Сейчас жизненно необходимо окунуться в облака и подставить лицо ветру.

Димка точно знает, чего я хочу.

Он похудел. Под глазами — тёмные круги. А я эгоистично пялилась в потолок в чужой квартире целых пять дней.

— Прости меня, — говорю я, как только между нами не остаётся ничего постороннего. Лишь наши глаза да небо над головой.

— Это ты меня прости, — гладит он меня по плечам. — Нужно было сказать тебе раньше. Я хотел сделать сюрприз, поэтому молчал. А потом не нашёл слов. Хотел на ходу придумать что-нибудь, чтобы не испортить подарок. Как только ты подпишешь бумаги — агентство станет твоим.

Яростно мотаю головой.

— Мне ничего не нужно, Дим.

— Поздно, гордая моя, — смеётся он, прижимая меня к себе и целуя. — Я задумал это сразу, как только понял, что не могу оставить тебя без твоего сумасшедшего зоопарка. И ещё, чтобы уже ничего не осталось недосказанного. Я отказался вести сделку с «Дельтой». Передал дела отцу.

— Потому что узнал об Астахове? — осторожно задаю вопрос. — Ты… никогда ни о чём не спрашивал.