Шрифт:
Закладка:
4. «Полная свобода вероисповедания», — говорил Уэбстер. Так ли это? В этом направлении был достигнут большой прогресс. В Новой Англии толерантность внедрялась, если пока не в нравах, то в институтах. «Протестантизм сделал себе состояние и больше не протестовал», — заметил Лоуэлл. Унитарии во главе с доктором Ченнингом в спорах с пессимизмом кальвинистов приводили свои оптимистические доводы. На Юге прихожане епископальной церкви уравновесили приток пресвитериан и методистов. На Западе процветали основатели сект, бродячие проповедники, набирали популярность саmp-meetings (собрания на открытом воздухе). Разнообразие вероучений породило относительную терпимость. Церкви на Востоке ревностно соперничали между собой за возможность проповедовать Евангелие Западу и открывать там колледжи. Во всей стране неоспоримо преобладало христианство. Некоторые исповедовали его, потому что верили; «другие, потому что боялись, что не выглядят верующими». Эта общность веры, по крайней мере кажущаяся, способствовала единству нации, а строгость нравов делала смелые политические эксперименты менее опасными.
5. «Пусть правит народ» — таков был девиз Джексона. Он совпадал с девизом Джефферсона. Но у Джефферсона народ правил, как в Англии, через обученное меньшинство; народ у Джексона сам выбирал себе лидера по душе. Могло ли такое устройство осуществиться? Алексис де Токвиль высказал самое благосклонное суждение по этому поводу. Он увидел процветающую, свободную и счастливую страну. Каковы были причины такого успеха? С одной стороны, природные условия: необъятность невозделанного континента, обилие плодородной и свободной земли. Но в других странах аналогичные условия не дали подобных результатов. Токвиль объяснял счастливое состояние Соединенных Штатов совершенством законов и твердостью устоев. Монтескье однажды заметил, что если для монархии нужна честь, то для республики нужна добродетель. Когда политическая власть может постоянно вытесняться голосами народа, важно, чтобы нация была защищена от безрассудства собственных решений незыблемостью собственных нравов, а люди у власти, уже не связанные традицией касты, должны быть защищены от собственных страстей строгостью общественного мнения. Американец, живущий «на земле чудес», естественным образом становился «предприимчивым, отважным, изобретательным». Роль рулевого колеса, необходимого любой государственной машине, играли семейная жизнь, женщины, религия. Пуританство сформировало требовательную совесть и людей, суровых к самим себе и своим ближним. Женщины, к которым относились с уважением, оказывали глубокое и здоровое влияние. Служители культа не только никогда не вступали в конфликт с республиканскими институтами, но и поддерживали их со всей полнотой собственной власти.
Джозеф Смит, основатель церкви мормонов, проповедует индейцам. Литография первой половины XIX века
6. Что касается совершенства законов, которые дали Соединенным Штатам отцы-основатели, то это должно было показать время. Конституция, как оказалось на практике, стала хорошим инструментом управления. Закрепив за собой права народного контроля, она создала сильную и прочную исполнительную власть. Федеральная формула позволила Союзу пользоваться как «властью большой республики, так и безопасностью маленькой». Судебный корпус, благодаря Джону Маршаллу, понимал свою функцию, которая заключалась не в том, чтобы противостоять воле большинства, а в том, чтобы регулировать, направлять и замедлять его действия. В стране, где землевладельческой аристократии (за исключением Юга) больше не существовало, где промышленность не могла порождать правящий класс, поскольку избирательное право никогда не идет на пользу богатым, а правовой обычай затрудняет гражданам толкование законов, юристы должны были получить и фактически получили привилегированное политическое положение. Результаты выглядели неплохо. Кандидат-юрист льстил избирателю, поскольку это было в его интересах, но, будучи избранным, заставлял уважать закон, поскольку это было у него в крови. Глубоко почитаемые арбитры, законники Верховного суда, поставив Конституцию выше партий, ввели ограничения на невоздержанность их проявлений.
Американские солдаты в борьбе с индейцами на Диком Западе. Гравюра. 1880
7. Наконец-то Уэбстер имел право сказать, «что стремление к знаниям и уважение к свободному обсуждению — отличительное свойство американцев». От своих англосаксонских предков они унаследовали местные институты и парламентские формы публичных дискуссий. В самых маленьких деревнях, в благотворительных обществах, в клубах применялись вековые правила, долгое время обеспечивавшие безопасность внутри Англии. Интеллектуальная культура американских масс не отличалась ни обширностью, ни глубиной; гуманитарные науки были заброшены; среднестатистический гражданин плохо знал историю Европы; но, когда дело доходило до управления его собственной страной, американец поражал здравым смыслом, трудолюбием и самоотверженностью. Как и всем людям, ему были свойственны слабости. Охваченный не столько любовью к деньгам, сколько великой и прекрасной игрой в непрестанное творчество, он скорее думал о своих намерениях и амбициях, чем о страданиях, к которым они иногда приводили. Запад оставался бесчувственным к несчастьям индейцев, согнанных со своих земель и лишенных возможности охотиться; Юг — к суровым условиям рабства; Восток — к ужасным условиям труда на фабриках. В целом за пятьдесят лет была проделана потрясающая работа, а усердие европейских эмигрантов доказало, что жизнь на Новом континенте счастливее, чем на Старом. Уэбстер был прав: с Америкой и в Америке в 1830 году началась новая эпоха деятельности человека, эпоха политического равенства. Долго ли ей суждено продлиться? Заменят ли новые иерархии иерархии европейские, оставившие после себя столько эмигрантов? На этот вопрос мог ответить один лишь опыт. Но в то время, когда Джексон, увенчанный славой седовласый старик с буклями, ехал верхом из Теннесси в Белый дом, прекрасная американская мечта, сотканная из радости освобождения, великих выпестованных начинаний и равных возможностей, дарованных любому на этом гигантском континенте, чьи сказочные ресурсы все еще оставались не освоенными, неотступно преследовала и пьянила умы.
Книга четвертая
Трудности роста
I. Правление Эндрю Джексона
1. Впервые в Белый дом вошел человек, не принадлежавший ни к виргинской династии, ни к династии Адамсов. И народ встретил его ликованием. Накануне инаугурации к столице устремились полчища поклонников и сторонников нового президента. Основной контингент обеспечивали все штаты Юга и Запада. Некоторые приезжали, чтобы попросить для себя должность как компенсацию за помощь в избирательной кампании; большинство — чтобы увидеть Джексона и шумно рукоплескать ему. Высокий рост, непринужденные манеры, печать страдания на красивом лице этого старого воина придавали президенту особую величественность. Когда Chief Justice [9]Маршалл, ненавидящий все то, за что ратовал Джексон, привел его к присяге и