— Этот высокий господин с розой в петлице — г-н Дюкормье? Действительно, я припоминаю теперь его лицо. Я видал его в отеле де Морсен. Но какой у него вид! Знаешь ли, Монсеваль, этому плуту очень повезло. Пятнадцать месяцев назад он был секретарем у де Морсена, а теперь он французский посланник при Баденском дворе, с 50-го тысячами экю годового дохода и в придачу граф или приблизительно граф! Но медаль имеет и оборотную сторону: ему приходится катать в своей коляске слишком перезрелую супругу, до такой степени она боится солнца; наверно, она сидит в его коляске и изображает из себя скромную фиалку под своей английской вуалью?

— Она самая. Но держу пари, что г-н Дюкормье вознаградит себя и прокатит также польскую княгиню, от которой здесь все без ума. Она, кажется, сильно отличает его.

— Да, вот что! Ну, а жена?

— Графиня Дюкормье относится, говорят, к этому как умная и порядочная женщина; она с большим достоинством ведет свой дом и, кажется, в восторге от того, что она жена посланника. Но, смотри, не говорил ли я? Коляска остановилась перед павильоном, где живет графиня Мимеска; видишь, она не заставляет себя долго ждать.

— Что за прелестная маленькая блондинка! Как она очаровательно одета, какое хорошенькое личико! — восклицал Жювизи, смотря, как графиня грациозно усаживалась в коляске рядом с г-жой Дюкормье, которая очень любезно здоровалась с ней, между тем как Анатоль Дюкормье говорил что-то обеим дамам.

— Бедная г-жа Дюкормье! — заметил насмешливо Жювизи. — Выходите после этого в сорок лет замуж за красивых молодых людей! Дарите им экипажи, чтобы они катали в них хорошеньких женщин, красота и молодость которых еще больше выигрывают рядом с вами!

— До свидания, Жювизи, — сказал Монсеваль, беря хлыст и палку, — у меня остается ровно столько времени, чтобы успеть сесть на лошадь. Сегодня прием у Дюкормье. По своему общественному положению ты имеешь право считаться в числе приглашенных. Хочешь, я тебя представлю? Там ты увидишь этого бесенка, графиню Мимеска, и можешь записаться в ряды ее поклонников, если заговорит ретивое.

— Конечно, рискну, мой милый. До вечера. Ты мне расскажешь об охоте, и если понаблюдаешь, то также и о том, что выйдет из поездки Дюкормье в обществе его почтенной половины и хорошенькой графини.

— Расскажу обо всем, что увижу и даже чего не увижу. До вечера, мой милый.

Приятели расстались.

XLI

По окончании охоты Анатоль Дюкормье вдвоем с женой вернулся домой, в отель французского посланника при Баденском дворе, изящное и роскошное здание. Он помог жене выйти из коляски. Множество лакеев в парадных ливреях с гербами, украшенными графской короной, выстроились в два ряда по пути своего господина. Камердинеры во фраках, при входе в приемный зал, почтительно встали.

— Где Роберт? — спросил Дюкормье.

(Роберт был метрдотель господина посланника.)

— Роберт в столовой, ваше сиятельство, — отвечал один из слуг.

— Позовите его.

Роберт явился. Анатоль отдал приказание:

— Велите хорошенько Ричарду (Ричард заведовал кухней г-на посланника) присмотреть за обедом как можно старательней. Чтобы все было готово ровно к семи часам. Его королевское высочество прусский наследный принц всегда садится в этот час за стол.

Метрдотель поклонился.

— В особенности не забудьте поставить сахарницу возле графина с ледяной водой. Его высочество ничего не пьет, кроме сахарной воды.

— Я не забыл приказания вашего сиятельства, — отвечал метрдотель, — и сейчас сам поставил сахарницу.

Распорядившись, Анатоль вошел с женой в следующую комнату. Как только они остались одни, г-жа Дюкормье сказала мужу:

— Сейчас всего половина шестого. Будьте любезны, оденьтесь к обеду как можно скорей. Вы меня найдете в гостиной. Мне необходимо до приезда принца поговорить с вами долго и серьезно.

Г-жа Дюкормье произнесла эти слова таким повелительным и сухим тоном, что Анатоль на минуту был поражен: никогда еще до сих пор жена не говорила с ним так. Он хотел выразить ей свое удивление, но г-жа Дюкормье не дала ему ответить и быстро удалилась. Через час графиня Дюкормье вошла в гостиную в ожидании мужа. На ней был вечерний, очень элегантный и вместе с тем простой наряд, вполне подходивший к ее возрасту. Графиня, бледная, сорокалетняя брюнетка, с тонкой талией и изящными манерами, сохранила еще следы прежней красоты; ее черные, как смоль, волосы наполовину скрывали выпуклый лоб; в настоящую минуту лицо графини имело озабоченное и горькое выражение; учащенное постукивание маленькой ноги выдавало ее нетерпение и сдерживаемое раздражение.

Скоро Дюкормье вошел в гостиную. Он оделся к вечеру изысканно и со вкусом. На отвороте фрака, на золотой цепочке, продетой из одной петлички в другую, висели значки многих орденов и, кроме того, на шее красовался на голубой с белыми каймами ленте большой золотой крест, украшенный красной эмалью и короной.

Анатоль с непринужденным улыбающимся видом подошел к жене, взял поцеловать ее руку и сказал:

— Вот я и к вашим услугам, милая Жозефа.

Но г-жа Дюкормье быстро выдернула руку, указала ему на кресло и сухо отвечала:

— Присядьте и поговорим.

— Хорошо, поговорим, моя милая, — сказал Дюкормье, усаживаясь с притворным равнодушием, но стараясь заглянуть в самую глубину сердца своей супруги, которая, как мы уже заметили, никогда еще не говорила с ним таким повелительным и гневным тоном.

— Милостивый государь, — заговорила Жозефа после минутного молчания, — как вам известно, мы с вами заключили брак без любви.

— Слава Богу, да, моя милая, и это лишняя гарантия спокойной и счастливой жизни.

— Так я и думала… Но сегодня я испугалась, не ошиблась ли я.

— Не ошиблись ли вы? Как это так, моя милая?

— Милостивый государь, когда мы познакомились с вами в Неаполе, я собиралась выйти замуж за одного вашего соотечественника, герцога Вильмора.

— Брак из гордости! Вашей единственной целью было услыхать, как вас станут величать герцогиней.

— Правда; и я этого не скрыла от вас. Но так как вы очень проницательны, то через пять или шесть дней явились ко мне и, припомните хорошенько, сказали мне следующее: «Сударыня, вас снедает честолюбие. Для вас, вдовы богатейшего банкира, придворные почести, вход в аристократические салоны до сих пор еще представляют непреодолимую привлекательность запретного плода».

Дюкормье удивило напоминание о прошлом; не понимая, что за цель у жены, он сказал:

— Позвольте помочь вам, милая Жозефа, припомнить прошлое, раз это представляет для вас в данную минуту какой-то интерес. Действительно, я говорил вам это и также прибавил: «Вы желаете, сударыня, выйти замуж за герцога Вильмора, чтобы стать герцогиней и быть, наконец, принятой в обществе, в которое так горячо желаете попасть.