Ого! Никогда бы не могла подумать, что мне так идет глубокий черный цвет в сочетании с темно-синими, цвета ночи блестящими камнями, которые были везде, начиная от платья, заканчивая глазами и прической.

— Лора, ты невероятная, ты — само совершенство, я так счастлив, что нашел тебя!

С округленными глазами я все еще вертелась перед зеркалом.

Платье я уже видела, но вовсе не думала, что оно так сядет на меня. Мой наряд состоял из черного облегающего платья, расшитого очень мелкими камнями таким образом, что основная их масса приходилась на грудь, а к животу они почти сходили на нет, как и черная ткань, становясь прозрачной, и еще одной детали, которую никак иначе, как лепесток, не назовешь. Тончайший, бархатный наощупь, словно лепесток розы, он обрамлял бедра, принимая мои формы и уходя в пол, становясь темно-синим. Его половинки одевались на талию, но спереди сходились довольно низко, чересчур неприлично открывая нижнюю часть живота. Надо признать, это выглядело великолепно! Черно-синий, в цвет платья, смоки айс, безумно шел этому образу. Что касается прически, она казалась бы довольно простой, если бы не одна деталь. Мои длинные волосы были идеально зачесаны назад и поделены на пять извивающихся по всей длине локонов. Поверх них на затылке надето украшение, вроде «тиары задом наперед» из тончайших переплетений темно-синего камня, заканчивающихся несколькими узорами на висках. Сзади вдоль волос от тиары отходили нити разной длины с нанизанными на них сияющими камнями. Это выглядело невероятно. Авияму должно понравиться, я не сомневаюсь.

Брэди не сводил с меня возбужденных глаз. Наконец-то я отдам ему должок и после сегодняшнего вечера, перестану быть его канарейкой.

К началу мероприятия мы опаздывали, из-за этого я очень волновалась. Не хочу, чтобы на нас с Брэди все смотрели. Авияму это не понравится.

На мою удачу, когда мы уселись в просторное авто, к нам на всех парах влетел Борис. Он тоже опаздывал, и глаза друга без слов объясняли причину. Борис подвыпил. Он уселся напротив, и, когда его взгляд сфокусировался на мне, серые глаза парня расширились. Но следующей реакции я точно не ожидала. Друг выплюнул смешок в кулак и, над чем-то явно потешаясь, отвернулся к окну. Точно так же, как вчера, когда мы ехали с Ромой на аэродром. Даже Брэди заметил странное поведение Бориса и кивком спросил меня «Что с ним?». Я пожала плечами. Спустя несколько минут езды Борис не выдержал и раскрыл свои карты.

— Лора, может, снимешь эту штуку с головы? Мне кажется, без нее тебе будет лучше. И кто тебя так сильно накрасил?.. Выглядишь намного старше.

Борис, наверное, шутит? Уж чего, но макияжа на мне совсем не много. Я ошарашенно посмотрела на Брэди. Тот тоже изучал мое лицо, головной убор и явно, как и я, находился в недоумении.

— Лора выглядит великолепно. Украшение ей очень идет.

— Да, да, Лора, бесспорно, красивая девушка, но лучше бы ей сейчас умыться… — Борис поджал губы, чтобы не рассмеяться и его щеки надулись.

Брэди продолжал непонимающе рассматривать меня, да и я, то и дело, гляделась в отражение. Мне кажется, я никогда не была такой красивой, и Брэди сказал то же самое. Почему же мнение Бориса так кардинально отличается от нашего? А если Авияму тоже не понравится? Нет, в нем я уверена. Он очень галантен, и ни при каких обстоятельствах не станет смеяться надо мной.

Дорога до здания Оперы Гарнье заняла не более пятнадцати минут. Оно покорило меня своей помпезностью и величественностью. Шикарные фризы, огромные колонны и бронзовые статуи кружили голову, создавая атмосферу сказочной красоты. Вокруг было много туристов, но сегодня Опера закрыта для всех посетителей, кроме инопланетных гостей и полсотни землян.

Брэди придерживал меня за талию, пока мы не оказались в холле, где я испытала настоящий визуальный шок. В украшенном живыми цветами вестибюле, нас встречала огромная белая мраморная лестница. Ее перила также сплошь усеяны красными и кремовыми диковинными цветами. В середине лестница разветвлялась и уводила в фойе. Интерьер Оперы завораживал еще больше внешнего облика здания. На каждом углу здесь встречались росписи, позолота, бархат, лепнины, статуи, хрусталь. Каждый сантиметр интерьера буквально кричал о невиданной роскоши. Ни Брэди, ни Борис не находились под впечатлением, очевидно, они уже здесь бывали. Слева от входа сооружена гигантская пирамида из разных напитков, и ледяные пары окутывали снизу доверху всю эту конструкцию. Никогда прежде ничего подобного я не видела. В вестибюле и фойе было пусто за исключением обслуживающего персонала. Даже их форма была весьма изысканна. Я с облегчением наблюдала, как официант, молодой парень, провожал меня восторженным взглядом, в то время, как Борис задержался, стащив с пирамиды бокал виски. Друг догнал нас на лестнице.

— Лора?

Борис протягивал мне бокал, и я собиралась его принять, но Брэди создал препятствие в виде своей ладони.

— Лора, позже. После семи ты сможешь есть и пить сколько захочешь.

Значит, в семь наш уговор заканчивается? Это радует.

Всю дорогу до главного зала я думала об Авияме и поэтому не считала, на какой этаж мы поднялись, и уж тем более не заметила, как мы разминулись с Борисом.

Брэди распахнул передо мной дверь ложи на третьем этаже и то, что мне открылось, было невероятным. Красно-золотой зал в форме подковы был поистине сердцем всего здания Оперы. В центре круглого расписного потолка висела огромная хрустальная люстра. Кажется, мне кто-то говорил, что она весит 8 тонн. Где еще проводить мероприятия галактического значения, как не среди подобной роскоши?

Зал был на четверть заполнен инопланетными гостями, большинство расположилось в ложах, как и мы, немногие сидели в партере. Как раз, когда мы уселись, зрители взорвались аплодисментами. Я последовала их примеру и посмотрела на сцену. Посредине у края одиноко стояла девушка с золотыми волосами до самого пола и, улыбаясь, ждала, когда овации смолкнут.

— О, Амальтея! Неожиданно, вот так сюрприз!

У Брэди явно загорелись глаза.

— Сейчас сама увидишь. — ответил он на мой немой вопрос.

Шум нескольких сотен рук смолк, и зал поглотила тишина. Все чего-то ждали.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что неестественно прекрасные звуки, которые только можно вообразить издавала