Шрифт:
Закладка:
Затем была попытка атаковать выдвинутую вперед артиллерию силами нескольких эскадронов кавалерии. Пришлось усилить прикрытие из драгун кирасирами, что заставило противника после короткой схватки отступить. После чего я двинул вперед пехоту левого фланга с задачей занять разбитую пушкарями первую линию обороны островитян. Но чуть позже переменил свое решение и отозвал весь левый фланг на первоначальные позиции.
Дело в том, что к этому времени небо на востоке уже окрасилось в розовый цвет и вокруг достаточно посветлело, чтобы начала поступать информация с развешанных над нашими позициями наблюдательных воздушных шаров. Так вот, от наблюдателей пришло сообщение, что к месту боя спешат не менее четырех полков вражеской пехоты при поддержке то ли двух, то ли трех эскадронов фрадштадтских кирасир, и я счел, что с такими силами лучше сражаться на подготовленных позициях, тем более что каждый квадрат местной степи пристрелян и артиллерией, и минометчиками.
М-да, маловато трех дирижаблей-бомбардировщиков против такой большой армии, было бы их у меня хотя бы десять-двенадцать, тогда б другое дело. А так придется еще повозиться и основным родам войск.
Левый фланг фрадштадтцев больше всего пострадал от бомбежки, потому уцелевшие там солдаты были еще дезориентированы и отрезаны от соседних частей, то ли интуитивно, то ли по команде устремившихся к передовым позициям центра и правого фланга. Момент был очень уж удачный, чтобы довершить разгром хотя бы части вражеской армии, потому я бросил туда, где только что закончил свою работу третий дирижабль, быстрых и маневренных гусар.
В то же время штурмовики были отозваны с занятых ими рубежей у подножия холма – туда тоже ожидалось прибытие фрадштадтских резервов.
Интересно, как там генерал Ричмонд? Жив или не сумел избежать встречи с осколком? Лучше бы второе, потому что смерть частично смоет позор поражения, возможно, даже послужит оправданием. А так придется заслуженному человеку переживать жесточайшее унижение, которое может привести к закату его блистательной карьеры.
А то, что дело закончится поражением подданных Короны, я уже нисколько не сомневался. Вот именно так. Если еще вчера меня одолевали сомнения и я с тревогой прислушивался к своим ощущениям, боясь обнаружить среди них какие-то зловещие предчувствия, то сейчас все чувства и эмоции ушли куда-то на задний план, я был собран и точен, сам себе напоминая бездушный компьютер, обрабатывающий входящую информацию и выдающий на ее основании нужные ходы.
– Ваше сиятельство, катланы на подходе! – сообщил очередной посыльный.
– Ты смотри, какие непонятливые! – пробормотал я, разглядывая в бинокль стягивающуюся к передовым позициям фрадштадтскую пехоту. – Готовьте наши дикие эскадроны. Будет у ребят сегодня боевое крещение.
– А вдруг оплошают? – тихонько поинтересовался стоящий рядом Григорянский.
– Ну так вели нашему Зайке быть наготове. В случае чего пусть подстрахует!
Вокруг раздались приглушенные смешки. Все прекрасно знали, что ротмистр Зайцев со своими кирасирами так подстрахует, что мало никому не покажется. Кавалерии, равной его крылатым кирасирам, на этом континенте нет абсолютно точно.
– Ну все, теперь островитянам точно конец! – под одобрительное хихиканье окружающих отпустил реплику кто-то из моей свиты.
Я обернулся, чтобы пресечь смех, и обнаружил еще одного курьера, взволнованно шепчущего что-то на ухо Игнату. Мое сердце тут же сжалось от нехорошего предчувствия: явно случилась неприятность, о которой мне боятся докладывать лично.
– Господа, будьте добры относиться к врагу с серьезностью и уважением. По крайней мере, до тех пор, пока он не разбит! Пренебрежительное отношение к противнику на войне есть самый непростительный грех! – заявил я громко, продолжая смотреть на Игната.
– Слушай, Миха, – склонившись к моему уху, прошептал Григорянский, – ты временами такие умные мысли выдаешь, аж на загляденье! Хорошо все-таки, что тебя тогда в Холодном Уделе по голове отоварили, прямо вот реально поумнел. Я даже иногда думаю, может, мне кого попросить себя по голове треснуть? Вдруг и мне поможет?
– Ты с ума сошел, Григорянский? Я тогда чуть не помер, десять дней между жизнью и смертью висел! Такого врагу не пожелаешь! – прошипел я в ответ. Нашел время философствовать о пользе пропущенных ударов по голове! У нас тут война вообще-то.
– Да ты не ругайся, это шутка, конечно, – продолжал тихонько, чтобы никто не услышал, Василий. – А если серьезно, то я давно вынашиваю мысль написать книгу о военном искусстве, вроде учебника для офицерского состава. И назвать как-нибудь вроде…
– «Наука побеждать», – усмехнувшись, перебил я товарища.
– Кстати, неплохо! – обрадовался князь Василий.
– Еще бы! – снова усмехнулся я, отвешивая мысленный поклон Александру Васильевичу Суворову, у которого позаимствовал так понравившееся Григорянскому название.
Заметив наконец, что я смотрю на него, Лукьянов кивком головы отпустил смутившегося курьера и подошел ко мне.
– Михаил Васильевич, – промолвил он вполголоса, – тут такое дело… В общем, один дирижабль мы потеряли. Оболочка оказалась повреждена, он едва дотянул до базы.
– Экипаж? – спросил я, переглядываясь с Григорянским, которого перед сражением с трудом удалось отговорить от личного участия в воздушных налетах.
– Основной массе удалось спастись, всего пятеро погибших, ну и силовая установка разбита.
– Всего пятеро? – возмущенно прошипел я. – Да обученные летуны ценятся сейчас на вес золота! А тут аж пятеро!
– Ну так я что могу сделать? – развел руками Игнат.
Чтобы успокоиться, я прикрыл глаза и пару раз вдохнул-выдохнул. Никто не виноват в крушении, на войне как на войне. И хорошо еще, что случилось это не на глазах врага – нечего давать такой повод для злорадства!
– Холод, реально, могло быть гораздо хуже, – подал голос князь. – Оставшиеся дирижабли придержим?
– Не для того их сюда тащили, чтобы придерживать, – не согласился я, – пусть будут готовы работать с больших высот!
Оболочку пострадавшего дирижабля нужно будет детально обследовать и выяснить причину повреждения. И в будущем, не считаясь с потерей времени и средств, делать оболочки сложные, разбитые на несколько отсеков. Но это все потом, сейчас нужно было доделывать начатую ночью работу.
Время пролетело быстро, ночная тьма стремительно отступала под натиском зарождающегося дня. И с первыми лучами восходящего солнца жаждущие реванша фрадштадтцы начали строиться перед своими недостроенными и уже изрядно разбитыми нами укреплениями для атаки.
Судя по донесениям наблюдателей, левого фланга островитян можно было не опасаться. Гусары успешно рассеяли те немногочисленные войска, что еще подавали там признаки жизни. Будь у меня легкой кавалерии тысяч хотя бы пять, можно было бы с большим успехом
