Человеческие.

Боже милостивый.

— Что это за место? — шепчет Кэт.

Я кладу руку ей на спину в тщетной попытке утешить, но у меня нет ответов.

— Нам нужно уходить, — говорю я. — Прямо сейчас. Пока дверь за нами не закрылась, и мы не оказались запертыми здесь, и что бы ни хранилось в этой комнате, оно не вышло наружу.

На этот раз никто не хочет быть героем. Мы все трое поворачиваемся и выбегаем из комнаты во влажный туннель. Мы с Бромом толкаем дверь, пока она не закрывается, и я быстро запираю ее, засовывая ключ в карман.

Затем, не теряя времени, мы бежим из туннеля, поднимаемся по лестнице, выходим из кладовки и возвращаемся в холл, надеясь, что кошмар останется в подвале.

Глава 29

Кэт

Никто из нас не спал. После того, что мы обнаружили в подвале, мы втроем вернулись в спальню Крейна, заперли дверь, посыпали все вокруг солью и стали ждать рассвета. После такого я не могла вернуться в свою комнату в общежитии одной, поэтому мы сделали все возможное, чтобы нам было удобно. Крейн галантно уступил мне кровать, а для себя расстелил на полу пальто и полотенца. Бром с радостью лег рядом со мной, наслаждаясь злостью Крейна.

Но, кроме того, что Бром всю ночь обнимал меня, мы держали свои руки при себе и проговорили всю ночь напролет, пытаясь осмыслить то, что увидели, и почему Вивьен Генри показала нам это.

Мы пришли к одному и тому же выводу.

В подвале нечто ужасное.

То, что поедало людей.

Эти люди могут быть пропавшими без вести учителями. Или те, кого привезли из города, местные бродяги, или ученики, а возможно, те, кого рано отчислили, потому что они не подходили для учебы в школе, по крайней мере, так говорили Сестры.

В любом случае, в подвал возвращаться не хотелось.

— И Саймон, — говорю я, чувствуя кислый привкус во рту при этой мысли. — Он сказал, что его мама живет в подвале. Как думаете, она была… в этой комнате? Или у них есть другие комнаты, другие подвалы? Ему приходилось навещать свою мать, когда она висела на гигантской паутине?

— Ради нашего здравомыслия, — говорит Крейн, поднимаясь на ноги и выглядывая в окно. — Давай предположим, что есть другие подвалы, в которых нет гигантских пауков. Солнце почти взошло.

Я вздыхаю с облегчением, радуясь, что рассвело, но я так безумно устала, что хочу спать много-много дней подряд.

— Обещай мне, — говорю я, прислоняясь головой к стене. — Когда Бром освободится от всадника и мы покинем это место, найдем где-нибудь гостиницу с самой большой кроватью в мире, будем спать и заниматься сексом целыми днями напролет?

Крейн издает стон, не сводя с меня глаз.

— Это рай для моих ушей, сладкая ведьма.

Бром, однако, ничего не говорит. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, лежащего рядом, и вижу, что он смотрит в потолок. Холодная волна паники пробегает у меня по спине. Он уже давно не в порядке, и дело не только во всаднике. После нашей встречи в сарае он стал более тихим и подавленным, чем обычно.

А может, дело во всаднике. Бром всегда был мрачным, но кто знает, каково это на самом деле — жить с кем-то другим внутри себя.

— Что скажешь, Бром? — спрашиваю я, толкая его ногу своей.

— М-м-м? — говорит он, моргая. — Прекрасно звучит. Надеюсь, завтракать мы тоже будем на кровати.

— Никаких крошек, — ворчит Крейн, глядя на Брома сверху вниз. — Или будем есть только кашу и, возможно, мою…

Воздух наполняет леденящий кровь крик, доносящийся снаружи.

Крейн прижимается к окну, а мы с Бромом вскакиваем с кровати.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Не знаю, — говорит Крейн, обводя взглядом окрестности.

Он хватает пальто и натягивает ботинки, мы с Бромом делаем то же самое. Затем выбегаем из комнаты в коридор. Крейн останавливается у другой открытой двери.

— Дэниэлс? — спрашивает Крейн, заглядывая в комнату профессора. Похоже, там никого нет. — У меня дурное предчувствие, — бормочет Крейн, а затем ускоряет шаг в сторону лестницы.

Мы выскакиваем наружу, в темно-серый туман, и оказываемся во дворе, где собралась пара студентов.

Там, посреди всего этого, в луже крови, лежит мужчина в пижаме.

У него нет головы.

— О, черт! — ругаюсь я, прикрывая рот рукой, чтобы меня не вырвало, и поворачиваюсь лицом к груди Крейна. Несмотря на все, что сделал всадник, я впервые вижу одну из его жертв сразу после убийства, и не думаю, что у меня хватит духу смотреть на это.

Крейн обнимает меня за плечи и крепко прижимает к себе.

— Это Дэниэлс. Это Дэниэлс, — повторяет он снова и снова, как будто в шоке. — Дэниэлса убил всадник.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на Крейна, думая о том же, о чем и он, и затем мы оба смотрим на Брома.

— Я этого не делал, — говорит Бром, поднимая руки и энергично качая головой. — Богом клянусь, я этого не делал.

— Это сделал всадник, — рычит на него Крейн. — И ты знал.

— Нет! — непреклонно говорит Бром. — Я этого не делал. Всю ночь ты был со мной, ты видел меня, я не знал, что делал всадник, я не знаю, где он был, — он указывает на безжизненное тело Дэниэлса. — Это не моих рук дело. Я не имею к этому никакого отношения.

Двое других студентов, стоявших неподалеку, с любопытством смотрят на Брома.

— Говори тише, — шиплю я на него.

— Ты должен мне поверить, — говорит Бром, в его темных глазах ясно видна боль, когда он складывает ладони вместе, словно в молитве. — Я ничего об этом не знал. Это не я, я не знал. Я не знал!

Крейн глубоко втягивает воздух через ноздри, и я вижу, как напрягается его челюсть, как бьется пульс на шее, и я побаиваюсь того, что он может сделать.

Затем он отпускает меня и направляется