Подождите. Означает ли это…

Я сделал шаг назад и отошел от подростка — рыцаря — призрака. Это была её сестра. Хотя физически они были не совсем похожи, я должен был догадаться. Я разговаривал с её сестрой. Чёрт.

— Чёрт, это моя сестра, которая, вероятно, хочет включить меня в группу или беспокоится, потому что думает, что мне всё ещё восемь, — девушка встала, и я, вероятно, уставился на неё как на ненормальную.

— Тогда лучше поспешить, — кое — как сумел вымолвить я. — И, Луна, ты впишешься — было бы глупо не принять тебя. Ты второй человек или, что более вероятно, рыцарь — призрак в этой комнате, с которым мне понравилось беседовать.

— Спасибо, — она одарила меня лучезарной улыбкой. — Ты не такой скучный, как другие взрослые. Ты весёлый.

Весёлый? Меня никогда не называли веселым.

Этот маленький солнечный лучик помахал мне рукой перед тем, как уйти на встречу со своей сестрой.

— Увидимся, Аякс!

Аякс? Я застыл. Всё это время она знала, кто я такой, и ничего не сказала. Должно быть, я выглядел идиотом. Я вздохнул и негромко рассмеялся несмотря ни на что — девушки из семьи Бардо были находчивы.

Издалека я увидел, как Аврора знакомит её с остальными. Через некоторое время они уже общались все вместе. Я был занят до начала представления, моя фея носилась из угла в угол, пока места заполнялись, а Луна показывала свои рисунки другим детям. Слава богу, всё шло хорошо.

При виде своей сестры, вписывающейся в компанию, Аврора, одетая как злая королева, выходила из роли, одаривая их нежным взглядом. Это навело меня на мысль о её истории. В тот момент, когда рукопись Авроры оказалась у меня в руках, я решил взглянуть на неё украдкой и в итоге прочитал её целиком. Дважды. Я даже добавил аннотацию и оформил её как полноразмерную книгу. Хотя она приложила не всю историю; концовка отсутствовала. Я никогда не был так вовлечен в историю, как в эту, и был миллион шансов закончить её. Это была неразрешимая проблема.

Пьеса началась, и орда принцесс, принцев, злодеев и героев приступила к истории, которую могла написать только Аврора. Я встал со своего места у стены, когда появилась маленькая девочка в инвалидном кресле, которую держали веревки. У неё был наряд с крыльями. Она продекламировала свой текст, и внезапно тросы заставили её взлететь в фальшивое небо. Ее подняли в воздух. Аврора зааплодировала, подпрыгивая в своём углу. У неё получилось. Она сдержала своё обещание.

— Ты заставила меня летать!

Я слышал, что слёзы могут означать, что чьё — то счастье настолько ошеломляюще, что им невозможно управлять. Это было то, что происходило с девочкой, которая взлетела и направилась к Авроре, чтобы обнять её в тот же момент, как она приземлилась. Родители были тронуты, и некоторые тоже плакали. Что касается меня, то ничего. Ни единой слезинки.

Мой телефон снова запищал.

Пришли новые электронные письма, включая мой билет на самолет для предстоящего вылета. Мой график был заполнен потенциальными коллаборациями с крупными брендами на будущее — если я не облажаюсь с Ever After и покажу, что действительно могу создавать нечто большее, чем мрачные и пустые полотна. Это было все, чего, как мне казалось, я хотел.

Но когда я уходил посреди театрального представления под взглядами дам, сплетничающих обо мне и моей грубости, я скучал по неизвестному и незапланированному. Я скучал по тому беспорядку, который она устраивала в моей пустой жизни.

— Я не могу поверить, что ты сделал всё это, — Эрик вошел в мою опустевшую студию с загадочным видом. Его ноздри раздулись, вероятно, от запаха не до конца высохшей масляной краски, и он посмотрел на мою последнюю работу, разложенную на брезенте. На этот раз это были не чистые холсты.

Тот факт, что я не спал целую неделю, повысил мою продуктивность до такой степени, что при последнем мазке на холсте каждая клеточка моего тела взбунтовалась. Моё тело было таким же напряженным, как после интенсивных тренировок в течение шести часов подряд.

— Это мой любимый рисунок, — Эрик вытянул шею, чтобы посмотреть на рисунок. — Это почему — то заставило меня вспомнить Грустную девушку. Она похожа на Аврору, — конечно, она была похожа на неё. Это была она, несмотря на то, что я поиграл с контрастом и скрыл часть её лица. — В нём чувствуется мексиканское готическое вдохновение. Её сердце внутри грудной клетки разрывается, и птицы, те, что улетают с её платья, пытаются пришить её сердце какой — нибудь волшебной пылью или чем — то в этом роде. Ты даже поработал с золотой бумагой для контраста.

— Да, — насколько я знал, Эрик лучше меня объяснял мои собственные работы. Слова не были моей сильной стороной.

— Это превосходно, — он поднес палец к подбородку, как будто уже думал о том, как сможет продать это. — Каждое из твоих произведений — часть истории, поэтому каждое произведение бесценно. Это всё равно что держать в руках фрагмент истории.

Они все думали, что я мертв, поэтому я дал им достаточно, чтобы воскресить мертвых из ада.

— Ты можешь связаться с выставками, но я хочу, чтобы они были вместе. Выиграет тот, кто предложит самую высокую цену.

— Конечно, — он остановился перед следующей картиной. Женщина сидела, как царственная королева, с пепельно — белой кожей, на троне из вуалей. Вокруг неё были цепи, удерживающие птиц. — Хм, интересно.

Я не потрудился спросить, что это было, когда его взгляд остановился на том, что по сути было автопортретом: мужчина, лишенный цвета, жил в чёрно — белом мире, и та же женщина предлагала ему четырехлистный клевер. Она светилась в темноте, как ангел, а птицы кружились вокруг них в каком — то танце.

— Я никогда не видел, чтобы ты рисовал что — то подобное.

Следующей картиной было появление намека на румянец в сердце мужчины при соприкосновении их рук, несмотря на преграду из шипов, растущих рядом с женщиной и разделяющих их.

На следующем холсте мужчина вырвал своё сердце, единственную раскрашенную часть его тела, чтобы подарить его ей. Она приняла его, но мужчина превратился в статую. И последняя картина была моей любимой. Женщина обняла статую, и там, где она соприкоснулась со статуей, появились трещины, как будто мужчина хотел освободиться от этого проклятия.

Я верил, что изобразил все оттенки того, кем были мы с Авророй.

— Впервые я сделал что — то импульсивное,