– Иди, сяо Инь[360], – махнула рукой Янь Хайлань. – Передай главе, что мы уже близко.

Несмотря на молодость, Инь Лун развил цингун до приличного уровня: легко прыгая по скалам, он умчался в темноту, разрываемую тревожными всполохами. Заклинатели поспешили следом.

Подъем на гребень горной гряды занял почти половину ши. Зарево становилось все ярче, и когда Шуньфэн увидел, что происходит за грядой, у него перехватило дыхание.

Вся задняя часть горной долины была переломана и будто вывернута наизнанку, склоны и утесы блестели свежими сколами, как если бы некий обезумевший великан ломал их прямо руками; земля обуглилась и почернела, и на ней светящиеся группы заклинателей виднелись особенно четко. Лес на восточном склоне горел, по воздуху плыл черный дым, огонь перекинулся уже через гребень, а по долине металась, то взмывая вверх, то заваливаясь набок и едва не утыкаясь в землю, чудовищная птица.

Она была темно-красного, почти черного цвета, местами тревожно-багрового, как закат накануне великой битвы или страшного бедствия. С уродливыми костяными наростами по всему телу, с уродливо большой головой, уродливой не то пастью, не то клювом, усеянным клыками разной длины и толщины. И она пылала, неровно, пятнами, и пламя поднималось изнутри ее тела, прорываясь наружу яркими всполохами.

Позади ахнула Чу Чжунай. Шуньфэн оглянулся на нее: девушка зажимала рот обеими руками, а в глазах ее бился ужас – чистый животный страх, в котором не было ничего осмысленного и человеческого. Бледный, но еще спокойный У Иньлин придерживал ее за плечо, оценивающе разглядывая поле сражения. Янь Хайлань же бесстрашно шагнула к самому краю гребня и вдруг выкрикнула:

– Смотрите туда!

Группа заклинателей в лазурном и желтом – очевидно, подоспевшая помощь из Далян – собралась у подножия склона. Слаженно они развернули огромную сеть шэньван, связанную из нескольких поменьше; по краям ее сияли усиливающие талисманы. Общими стараниями им удалось набросить ее на птицу, спутав той крылья; чудовище, беззвучно разевая клюв, повалилось на бок, дергая лапами, и заклинателей снесло, как траву пригибает сильным ветром.

Сердце Шуньфэна сжалось от нехорошего предчувствия.

Встать удалось немногим – большинство людей остались лежать неподвижно. Теперь, присмотревшись, он видел, как неестественно вывернуты их конечности, как повернуты головы под неправильным углом. Подножие было засыпано сломанными игрушками.

Птица все продолжала биться и кричать; несколько уцелевших ринулись прочь, но попадали навзничь, словно пораженные в спину этим беззвучным, нечеловеческим воплем. Даже отсюда, сверху, Шуньфэн ощущал, как вибрирует внизу воздух.

Он отшатнулся было – хотел отшатнуться, – но вместо этого подошел ближе к матери и крепко сжал ее руку. Ладонь Янь Хайлань была холодной, жесткой и сухой, но мелко тряслась, словно вторя сошедшим с ума ветряным потокам. Птица внизу… птица еще раз дернулась, со всей своей чудовищной силой, и сеть вдруг стала растворяться, распадаться на энергетические нити, впитываться в огромное обугленное тело.

Еще миг – и от пут не осталось и следа.

Птица задрала раззявленную пасть и закричала прямо в затянутое тучами небо. Шуньфэн не слышал ее крика, но знал, каким он был – победоносным. Чудовище расправило крылья и уверенно оторвалось от земли. Багровый огонь, окутывавший его тело, горел ровно и мощно.

– Оно поглощает энергию, – прошептала Янь Хайлань, судорожно сжимая пальцы сына в ответ. – Боги всемогущие, что же это за тварь?!

– Хотел бы я знать, муцинь, – прошептал Шуньфэн в ответ, впервые в жизни не в силах совладать с собственным голосом. Раньше ему казалось, что главный кошмар он уже испытал, встретившись с «волной», однако теперь, ощущая, как его волосы встают дыбом, он знал, что ошибался.

– Похоже, что вернемся отсюда не все мы, – голос У Иньлина за их спинами был ровным и бесцветным. Спокойствие не изменило ему и сейчас: но, милостивый Шуйлун, лучше бы он кричал и ругался.

Птица расправила крылья в небе, а в душах заклинателей крылья расправил ужас – никто из них даже не представлял, с чем они столкнулись.

* * *

Верно говорят: «Если протекла крыша, дождь будет идти всю ночь». На следующее же утро после встречи с Сяньцзанем до Иши дошли тревожные новости. Как оказалось, вся столица судачила об этом уже несколько дней, а молодой чиновник, занятый мыслями о братьях и готовящемся заговоре, умудрился даже внимания не обратить. Помалкивал и А-Фань, не желавший беспокоить господина и отвлекать его от размышлений.

– Вот как сплетни всякие собирать, так ты первый, а как что-то важное, так язык прикусил, что ли? – выговаривал ему Иши, спешно подпоясывая служебный чаошэн.

– Так у лао Си и самого уши есть! – нахально отозвался мальчишка и проворно отскочил, чтобы лао Си не надрал ему его же собственные уши. – Я ж понимаю, что тут не просто слухи – серьезное дело, а для этого у вас и другие источники есть. Вон хоть господина Цао спросите, он точно знает!

Господина Цао Иши и спросил. И сам был не рад услышанному.

– С границы Ин и Юн доложили, что на земли Чу Юн вторгся большой вооруженный отряд, по виду заклинательский. – Господин Цао был мрачен. – Клановые цвета не опознали, а значит, к одному из шести великих кланов нападавшие не принадлежат – если только это не маскировка, конечно. Но кому выгодно уничтожение Чу Юн, да еще и сейчас? Говорят, что Бамбуковая Крепость пала, глава, предположительно, мертв, о членах его семьи пока нет вестей. Мирных жителей захватчики не трогают, столица земель нападению также пока не подвергалась, а вот из заклинателей Чу Юн спастись удалось немногим. Границу смогли пересечь лишь несколько десятков – и это из всего многочисленного клана!

– И что собираются предпринять главнокомандующие? – осторожно поинтересовался Иши.

– Ты, должно быть, хотел сказать «Его Величество»? – невесело хмыкнул господин Цао. – Главнокомандующие ведь подчиняются ему и без его одобрения не могут вести армию в бой. Так что и генерал Хуан, и генерал Сюй пока что пытаются достучаться до императора. Если же тебя интересует, не следует ли в данной ситуации предпринять что-то и нашему ведомству, то спешу тебя обрадовать или разочаровать: мы тоже остаемся на месте до прямого приказа сверху.

Слова начальства изрядно озадачили Иши. На его памяти господин Цао впервые позволял себе так непочтительно отзываться об императоре, и это наводило на мысль, что он тоже может быть в курсе заговора… Впрочем, бессонные ночи и тревоги сделали молодого чиновника излишне мнительным – и ему не стыдно было признаться в этом хотя бы себе. Начальник к тому же более на тему распространяться не стал, быстро свернул разговор и отправил Иши заниматься бумагами. Для чиновника ранга Иши это означало варить курицу в котле, предназначенном для быка[361], но спорить он не стал: знакомая до последнего листочка работа позволяла отвлечься от тревожных мыслей и хоть ненадолго забыть о грозящих переменах. О ходе расследования господин Цао не спрашивал, а Иши решил и не говорить. Тело Шоуцзю пока в безопасности, а там видно будет.

Обитатели дворца и горожане вели себя, однако, куда менее сдержанно, чем господин Цао, попросту говоря – паниковали.

– Вы слышали?! Земли Чу Юн захвачены, клан перестал существовать!

– Я слышал, это западные цяны[362] напали с юга!

– Да при чем тут цяны? У них свои земли есть, за рекой Хуниньхэ, сдался им наш Чу Юн!

– Нрав у старого главы был не сахар, не удивлюсь, если он с ними что-то не поделил и они решили его проучить!

– Ничего вы не знаете, это дикари байюэ[363] решили отхватить себе новых земель!

– Болван, какие байюэ?! У них даже лучников нет, они лошадей не знают! Я слышал, на Чу Юн напали заклинатели!

– Ты кого болваном назвал?! Я старше тебя в два раза и в восемь раз знатнее!

– Это тебе хочется думать, что в восемь, на деле и двух-то нет! Ничего, скоро захватчики и до столицы доберутся, вот тогда узнаешь!

– Да ты мне угрожаешь, что ли.

И так по кругу. От брани и шума раскалывалась голова, и Иши даже стал намеренно избегать людных