это ощущение может возобладать настолько, что оно попросту не допускает развития способности к любви в браке. Женщина восстанавливает восприимчивость к нежным чувствам только через незаконные отношения, которые должны храниться в тайне и по поводу которых она уверена, что ее собственная воля не подвержена чужому влиянию.

Однако и этот мотив недостаточно глубок; кроме того, будучи неразрывно связан с культурными условиями, он не может быть прослежен до положения дел среди первобытных народов. Поэтому тем важнее следующий фактор, обусловленный историей развития либидо. Аналитические исследования показали, сколь постоянными и сильными являются ранние привязанности либидо. Тут нам открываются инфантильные сексуальные желания, за которые люди крепко держатся (у женщин обычно это фиксация либидо на отце или брате, занявшем место отца); указанные желания достаточно часто направлены не на половой акт как таковой или рисуют его лишь как смутно воспринимаемую цель. Муж почти всегда, если можно так выразиться, только заместитель, но никогда – «настоящий» мужчина; кто-то другой – как правило, отец – вправе притязать на первую любовь женщины, а мужу отводится в лучшем случае второе место. От того, насколько сильна эта фиксация и насколько стойко она поддерживается, зависит, будет ли «замена» отвергнута как неудовлетворительная. Значит, фригидность принадлежит к числу генетических условий неврозов. Чем мощнее психический элемент в половой жизни женщины, тем больше способность ее либидо сопротивляться потрясениям первого полового акта и тем менее действенным окажется для нее телесное обладание. Тогда фригидность может укрепиться как невротическая задержка или послужить основанием для развития других неврозов; даже умеренное понижение мужской потенции будет в значительной степени способствовать этому итогу.

Обычаи первобытных народов, по-видимому, учитывают этот мотив раннего полового влечения, препоручая задачу дефлорации старейшине, жрецу или святому человеку, то есть заместителю отца (см. выше). Мне кажется, что от этого обычая прямой путь пролегает к крайне болезненному вопросу о jus primae noctis[350] средневекового помещика. А. Й. Шторфер[351] (1911) отстаивал ту же точку зрения и, как и Юнг (1909)[352] до него, истолковывал широко распространенную традицию «Тобиасова брака»[353] (обычая воздерживаться от близости в первые три ночи супружества) как признание привилегий патриарха рода. В подтверждение нашим предположениям мы находим изображения богов среди тех «заместителей» отца, на которых возлагалась дефлорация. В некоторых районах Индии новобрачная была обязана принести в жертву деревянному лингаму свою девственную плеву, а по свидетельству святого Августина[354], такой же обычай содержался в римской церемонии бракосочетания (его времени?), правда, с тем отличием, что молодой супруге полагалось воссесть на гигантский каменный фаллос Приапа[355].

Еще один мотив, уходящий в более глубокие слои, прежде всего повинен, как можно показать, в парадоксальной реакции против мужа; вдобавок его влияние, на мой взгляд, изрядно сказывается на женской холодности. Первый половой акт пробуждает в женщине иные древние позывы, помимо уже описанных, причем они полностью противоречат ее женской роли и функции.

Из анализа многих невротических женщин мы узнали, что в раннем возрасте они завидовали своим братьям, наделенным признаком мужественности, и чувствовали себя обделенными и униженными из-за отсутствия этого признака (собственно, из-за его уменьшенного размера). Мы включаем эту «зависть к пенису» в «комплекс кастрации». Если понимать под «мужским» в том числе стремление быть мужественным, тогда этому поведению будет соответствовать обозначение «мужской протест»; данное определение ввел Адлер с намерением объявить этот фактор общей характеристикой невроза[356]. В юном возрасте маленькие девочки нередко не прячут ни зависть, ни проистекающую из нее враждебность по отношению к любимым братьям. Они даже пытаются мочиться стоя, как братья, чтобы доказать мнимое половое равноправие. В описанном выше случае, когда женщина принималась после полового акта бить своего мужа, которого на самом деле искренне любила, я смог установить, что этот этап имел место до выбора объекта. Только позже либидо девочки перенаправилось на отца, и тогда вместо пениса она захотела ребенка[357].

Ничуть не удивлюсь, если в других случаях временная последовательность появления этих позывов будет обратной, если эта часть комплекса кастрации проявит себя лишь после того, как состоится успешный выбор объекта. Но «мужская стадия» развития девочки, когда мальчикам завидуют из-за пениса, всегда более ранняя и всегда ближе к первоначальному нарциссизму, чем к объектной любви.

Некоторое время назад мне довелось ознакомиться со сновидением одной новобрачной, и это сновидение можно истолковать как реакцию на потерю девственности. Оно выдавало спонтанное желание женщины кастрировать своего молодого мужа и оставить его пенис себе. Конечно, допускалось и более невинное истолкование – мол, она желала продолжения и повторения полового акта, однако некоторые подробности детали не укладывались в этот смысл, да и последующее поведение женщины-сновидицы предполагало необходимость иного, углубленного толкования. За завистью к пенису угадывается враждебное ожесточение женщины против мужчины, которое никогда целиком не исчезает в отношениях между полами и которое отчетливо проявляется в стремлениях и в литературных произведениях «эмансипированных» женщин. В своем палеобиологическом рассуждении Ференци проследил эту женскую враждебность – не знаю, первым ли среди ученых – вплоть до той эпохи, когда два пола стали разделяться. Сначала, по его мнению, совокупление происходило между двумя сходными особями, одна из которых развилась в более сильную и принудила более слабую особь к половому соединению. Чувство горечи и ожесточения, обусловленное этим подчинением, до сих пор проступает в нраве современных женщин. Не думаю, что такого рода спекуляции заслуживают упрека, если не придавать им слишком большого значения.

После этого перечисления мотивов парадоксальной реакции женщин на дефлорацию, следы которой сохраняются во фригидности, мы можем подвести итог и сказать, что незрелая сексуальность женщины высвобождается через мужчину, который первым знакомит ее с половым актом. Если так, то табу на девственность выглядит достаточно разумной предосторожностью, и мы можем понять правило, согласно которому именно мужчина, намеренный вступить в совместную жизнь с этой женщиной, должен избегать таких опасностей. На более высоких ступенях культуры значимость этих опасностей уменьшается ввиду как предполагаемой покорности женщины, так и, несомненно, других мотивов и побуждений; девственность рассматривается как собственность, от которой мужа не призывают отказываться. Но анализ помех в браке показывает, что мотивы мести со стороны женщины за дефлорацию далеко не полностью угасают даже в душевной жизни культурных женщин. Думаю, внимательный наблюдатель примет в расчет, сколь велико число случаев, когда женщина остается холодной и чувствует себя несчастной в первом браке, тогда как после его расторжения становится нежной женой, способной осчастливить второго мужа. Архаическая реакция, так сказать, исчерпывает себя на первом объекте.

Табу девственности при всем том и в иных