пришлось в свое время изучить Ламбет, так что я просто устроил засаду в одном из переулков. Провел там два дня. Так что инстинкты и опыт тут ни при чем. Всего лишь упрямство. — Я помолчал. — Упрямство и горячий кофе. Я заплатил тогда одной девушке с соседней улицы, и она приносила мне по чашке каждые два часа.

По лицу Винсента промелькнула легкая улыбка.

— Стайлз куда лучше меня разбирается в людях, — добавил я. — Вот это называется инстинкт.

Мы вновь встретились взглядами, и между нами на минуту установилась связь. Искренне оценивая достоинства Стайлза, мы оба хотели, чтобы он поправился как можно скорее.

Наконец Винсент переменил позу, и контакт пропал.

— Пожалуйста, не тяните с заполнением дневника расследования. Записи должны быть емкими, точными и доступными для восприятия. События развиваются быстро, и мне вовсе не хочется, чтобы меня тыкали носом. Договорились?

Я кивнул и добавил:

— Кое-что еще, сэр…

Он снова уселся.

— Братья Бэкфорды чуть ли не каждый вечер куда-то выходят, и Стайлз обнаружил систему в их поведении. Просто подумал… — Я сглотнул ком в горле. — Подумал, что вы скажете по поводу облавы в «Розовом коттедже» в четверг?

— В четверг вечером? — с непроницаемым лицом переспросил Винсент.

— Две недели подряд, сэр…

Шеф закряхтел. Я прекрасно понимал его сомнения: мало ли кого можно обнаружить в борделе… Тут недалеко до политических и социальных передряг. В то же время Винсент испытывал к Бэкфордам не меньшее отвращение, чем я сам. Пусть поразмыслит: может, найдется способ… Я ждал его ответа, затаив дыхание, и наконец шеф прервал молчание:

— Я подумаю.

Во всяком случае, мое предложение не зарубили на корню.

ГЛАВА 44

Служанка Дорстоунов проводила меня в гостиную. На мой запрос в Седдон-холл ответа так и не поступило, и я с опаской спросил, выжил ли Сидни после падения с крыши.

Девушка удивилась моей осведомленности, но кивнула.

— Жив, только заработал растяжение связок на обеих щиколотках и сломал руку. Доктор сказал, что ему повезло.

У меня отлегло от сердца, хотя ноги от волнения были ватные. Я, взяв себя в руки, поблагодарил служанку. Дорстоуна пришлось прождать около четверти часа, и я все это время стоял у окна, ощущая душевный подъем. Наконец на пороге появился хозяин дома.

— Что вам угодно? — тоскливо спросил он.

Глаза его были красными и припухшими — то ли от недостатка сна, то ли от горя.

— Простите, что вновь вас беспокою. Появилось несколько вопросов. Знаю, что в Седдон-холле ваш сын записан как Сидни Дрю. Может быть, он когда-то пользовался именем «Сидни Моррис»?

— Моррис — его второе имя, — в замешательстве пробормотал Дорстоун, — но Сидни его почти никогда не использует.

— Ваш сын — член клуба «Клавеллс»?

— Мы все посещаем этот клуб, но Сидни не был там уже довольно давно. А что? — осведомился Дорстоун, теребя рукав.

— Не припомните, приходилось ли ему выступать в качестве свидетеля на суде?

— На суде? — испуганно переспросил хозяин дома. — На каком именно?

— По делу об изнасиловании молодой женщины. Суд состоялся около девяти месяцев назад.

— Изнасилование! — задохнулся Дорстоун. — Разумеется, нет! Он… он никогда… Нет, нет! Кроме того, как Сидни мог покинуть здравницу? Вы ведь его видели. Он едва способен…

— Чем ты занимаешься? — послышался резкий голос от порога.

Я обернулся. В дверях, прожигая супруга взглядом, стояла раскрасневшаяся от гнева миссис Дорстоун.

— Прошу прощения, — невозмутимо произнес я. — Дело в том, что в одном интересующем нас судебном заседании принимал участие мистер Сидни Моррис, и мы стараемся его разыскать.

— Наш Сидни не имеет к этому никакого отношения! — возразила женщина. — Это очень распространенное имя.

— Вполне возможно. Однако интересующий нас Сидни Моррис является членом клуба «Клавеллс», а его адрес совпадает с вашим.

Миссис Дорстоун побледнела.

— Дороти… — промямлил ее муж.

— Бред! Ни на какие суды Сидни не ходил! — Она уставилась мне в глаза. — Послушайте, мы провели эти две недели, словно в кошмаре. Оставьте же нас, наконец, в покое!

Я надел шляпу и направился к выходу, мельком глянув на Дорстоуна, стоявшего, словно страус, собирающийся сунуть голову в песок.

Боже, помоги этому бедолаге…

Яростное сопротивление миссис Дорстоун лишний раз убедило меня, что Сидни таки участвовал в судебном процессе, о чем отец, похоже, не имел ни малейшего понятия. Его супруга — настоящий клубок противоречий. С одной стороны, миссис Дорстоун настолько презирала сына, что даже не пыталась его навещать; с другой — всеми силами ограждала его от расспросов. Я был склонен отнести подобные странности на счет материнского инстинкта, и, тем не менее, сел на поезд до Седдон-холла.

К счастью, мистера Харпера в вестибюле не было, и меня встретила приятная медсестра. Я изложил ей суть вопроса: встреча с Сидни мне не требуется, однако хотелось бы взглянуть на журнал регистрации выхода пациентов за пределы здравницы.

Она принесла необходимые записи, и я внимательно их изучил. В день суда Сидни был в Седдон-холле.

Как же так?

Неужели Прайс совершил ошибку? Выходит, Джейн Дорстоун никаким боком не была связана с судом по иску Элейн? Все это дело — одна сплошная несправедливость, а тут еще такой ужасный промах…

Я спросил сестру, нельзя ли нанести обычный пятнадцатиминутный визит к больному, и меня тут же проводили к его палате.

— Не так давно он пытался свести счеты с жизнью, — прошептала сестра, вставляя ключ в замочную скважину. — В Лондоне убили его сестру, и пациент впал в ужасную депрессию.

Ощущая свою вину, я заверил женщину, что буду крайне осмотрителен, и вошел в комнату.

Сидни лежал в постели — ноги под одеялом, рука в гипсе. Я окликнул молодого человека по имени, и его веки затрепетали.

— Вы свинья! Убирайтесь отсюда! — бросил он, отвернувшись к стене.

Наверное, я на его месте сказал бы то же самое.

— Ваш отец заставил меня поклясться, что я не сообщу вам о смерти сестры. Мне очень жаль, Сидни. Я понимал, как вам будет тяжело, но мы делаем все возможное, чтобы найти преступника.

Сидни фыркнул.

— Откуда вы узнали?

— А вы как думаете? — Он с отвращением уставился на меня, перевернувшись на другой бок. — Ваш приятель-газетчик рассказал.

Неужели Том меня предал? У меня перед глазами все поплыло.

— Что вы говорите?

— Пайк, или как там его…

— Но я не знаю никакого Пайка. Как он выглядел?

— Коренастый, глаза карие, седеющие виски.

Черт возьми! Стало быть, Фишел за мной следил… Выходит, он и дал в прессу новости о моем визите в Седдон-холл.

— Никакой он не Пайк, — сказал я. —