Не рискнув идти по коридору – кто знает, с кем я могу столкнуться, – я закинул за спину мешок и по примеру Анники покинул замок через окно.

Анника

Офицер Мамун бдительно нес караул, но очень раздражал своей суетливостью. Он ни минуты не стоял спокойно, постоянно ерзал, переминался с ноги на ногу. Однако я терпела. Пускай Мамун не самый блестящий образчик гвардейца, но Палмер выбрал его из многих претендентов, значит на то имелись веские основания.

Впрочем, едва ли мне требовался телохранитель, если только ограждать от назойливого присутствия Николаса.

Пока я разбирала прошения, мой жених кружил по кабинету, как ястреб. Одна радость – его ритмичные, размеренные шаги не действовали на нервы и не мешали работать. Хотя, положа руку на сердце, от государственных вопросов меня отвлекал вовсе не шум.

Меня томило дурное предчувствие. Осознание грядущей катастрофы. Из головы не шел текст книги.

Камень.

Символ.

Фамилия.

Разрозненные фрагменты мозаики сложились наконец в ясную картину. Кто-то изрядно потрудился, чтобы скрыть историю Дарейна от посторонних глаз, и это лишь подтверждало мои догадки. Я разрывалась между чувством долга и жаждой справедливости. Можно ли добровольно отречься от королевства? Можно ли утаить правду от Леннокса?

Интересно, как бы он отреагировал, попади книга ему в руки?

Как бы мне хотелось видеть его лицо в этот момент!

Нет, не так.

Мне просто хотелось его увидеть.

Посмотреть в завораживающие васильковые глаза. Ощутить прикосновение его губ к коже. Запустить пальцы ему в волосы. Завладеть им без остатка.

– Чему улыбаешься?

– Что? – встрепенулась я.

– Ты улыбаешься. – Взгляд Николаса буравил меня насквозь.

– Ах, это. – Мои щеки сделались пунцовыми. – Просто… думала о маме, – соврала я в надежде, что она не обидится. – Тебе наверняка покажется глупостью, но я часто беседую с ее портретом в дальней галерее. Даже после смерти она остается для меня ангелом-хранителем.

Растроганный Николас улыбнулся:

– Не вижу в этом ничего глупого. Напротив, твое желание говорить с матерью вполне естественно. – Он потупил взор и скрестил руки на груди. – Может, мне распорядиться перевесить портрет в центральный зал? Хотя бы на время. Уверен, образ королевы Эвелины благотворно подействует на всех без исключения.

Я одобрительно кивнула:

– Николас, ты такой предусмотрительный. Мысль и в самом деле отличная. Если, конечно, тебя не затруднит.

Николас поцеловал меня в лоб:

– Любая твоя просьба мне в радость. Все будет исполнено. – Он наклонился к моему уху и понизил голос: – Вот только дождусь Палмера. Этот хлопотун не внушает мне доверия.

Впервые я была с ним полностью солидарна.

Впрочем, надо отдать Мамуну должное. Едва боковая дверь распахнулась, он отреагировал молниеносно. Не успела я и глазом моргнуть, как Мамун обнажил меч и приставил его к горлу посетителя.

Вошедший врач испуганно попятился и, заслонившись от удара, испуганно завопил:

– Пощадите! У меня важные вести для ее высочества!

Я вскочила с места:

– Доктор, мои глубочайшие извинения! – и, протянув руку, поспешила к нему.

– Ваше высочество, ваш брат очнулся, – запыхавшись, проговорил он.

Подхватив юбки, чтобы не путались под ногами, я пулей выскочила из кабинета. Николас и Мамун не отставали от меня ни на шаг. Втроем мы пробежали по коридорам и вскоре очутились у покоев Эскала. Входная дверь стояла настежь.

Сквозь застилавшие глаза слезы я разглядела сидевшего в подушках брата – бледного, осунувшегося, но вполне бодрого.

Из моей груди вырвался сдавленный крик. Упав перед братом на колени, я схватила его за руку и залилась слезами. Присутствующие деликатно молчали.

Наплакавшись вволю, я с любовью посмотрела на брата. Он заговорщически подмигнул:

– Я тебя не покинул.

Значит, он все слышал. Мои молитвы, тревоги и упования оказались не напрасны. Эскал слышал мой вопрос и дал на него ответ.

– Я так испугалась! Решила, что потеряла тебя.

В слабом голосе брата зазвучали поддразнивающие нотки.

– Не дождетесь.

Даже прикованный к постели, Эскал умудрялся шутить.

– Тебе сообщили об отце?

– Да, именно поэтому нам нужно поговорить. Попроси всех выйти.

– Конечно.

Столпившиеся вокруг доктора не пропустили ни единого слова. Николас с Ноэми навострили уши, однако никто не сдвинулся с места.

– Его королевское высочество требует очистить помещение, – громко объявила я, обращаясь к придворному лекарю.

Сообразительная Ноэми взяла на себя инициативу:

– Господа, прошу вас подождать в коридоре, а я пока приготовлю чай.

Она выпроводила посетителей из спальни, и мы с Эскалом остались вдвоем.

– Тебе очень больно? Чем я могу помочь?

Эскал со слабой улыбкой покачал головой и крепко сжал мою руку:

– Анника, врачи рассказали мне о состоянии отца. Думаю, нам следует готовиться к худшему. Хочется верить, ему достанет упорства побороть смерть, но, если ничего не изменится, мы вот-вот осиротеем.

Сирота. Какое страшное слово. Мне всегда казалось, оно применимо исключительно к детям. Впрочем, терять родителей тяжело в любом возрасте…

– Нам так мало отводится на счастье, дорога каждая секунда. – Эскал собрался с духом и добавил: – Собственно, об этом я и хотел поговорить. – (Весь мой вид выражал безраздельное внимание.) – Я женюсь на Ноэми. – Эскал впервые улыбнулся по-настоящему – счастливой, умиротворенной улыбкой. Сделав признание, он будто сбросил груз с души. – Женюсь, даже если отец, вельможи или ты не одобрите моего решения. Даже если королевство рухнет. Женюсь, как только смогу подняться.

Его бунтарский настрой завораживал. Мной вновь овладела досада. Наверное, приятно пренебречь долгом ради любви.

Лично мне это не удавалось.

Меня тревожила судьба монархии. Тревожило будущее королевства, находившееся сейчас под угрозой. Тревожило, что все мы могли погибнуть в намечающейся войне. Тревожило, что снова увидеться с Ленноксом возможно лишь в смертельной схватке.

Эскал сумел отринуть обязательства, и теперь бремя оков легло на меня. Да, ноша не из легких, но ради брата я с радостью взвалю ее на себя.

Я высвободила ладонь и принялась нервно ломать пальцы:

– Ты влюбился в простолюдинку. Из прочитанных книг я твердо уяснила, что подобное случается лишь в сказках.

– Ты не сердишься?

– Она задала тот же вопрос, – ухмыльнулась я.

– Погоди… Ноэми спросила то же самое?

– Да. Я застала вас двоих в дальней галерее незадолго до отплытия на Остров. Потому и затребовала Ноэми в сопровождающие, – улыбнулась я. – Отвечаю на твой вопрос: нет, не сержусь. Немного грустно и обидно, что ты не доверился мне раньше.

Эскал вздернул подбородок:

– Хочешь сказать, у тебя нет от меня секретов?

– Вообще-то, есть. Один, – беззаботно откликнулась я. – Собственно, мы недалеко ушли друг от друга. Я тоже страдаю от беззаветной любви.

– Во-первых, моя любовь вовсе не беззаветна, – поправил Эскал, чей острый ум не могла притупить никакая