быть может, даже самое простое. Умирать легко, куда сложнее жить с осознанием неминуемой гибели. С этим чувством ожидания и неотвратимости, от которого никуда не деться. В точности как от вины за убийство — от нее так же не сбежать. Такую вину не забыть, не унять. Зная, что жертва твоя любила тебя так сильно, что пришла на встречу безоружной, возможно, даже подозревая, чем все закончится. Зная, что жертва твоя была сложным человеком, но… чувствовала и действовала так, как умела. Возможно, так сильно и безоглядно, как не умеет самопровозглашенный папочка, ведь человеком он не является, а играет эту роль не хуже театрального актера на сцене, — последнее говорить не стоило, но уж очень я злилась на Лу. Хотя давно уже подозревала, что его стариковская простота — лишь удобная роль, не более. Стоило почуять неладное раньше, не зря же сама Роксана до последнего бегала за советами из дворца в его колючий сад.

Но Луциан, кажется, не особо обиделся на мою резкость:

— Легко любить того, кто всегда ускользает, — пожал он плечами.

— Другой любви у нас не было.

— Значит, ни к чему.

— И теперь ты хочешь, чтобы я принесла тебе еще одну жертву?

Он наигранно прижал руку к груди:

— Ида! Это, знаешь ли, за пределами Мертвоземья люди мыслят столь узко, что веруют: если на кровавый алтарь возложить жертву, то обязательно появится некий бог и одарит людей всеми возможными благами. Но я не бог, я всего лишь посланник, я всего лишь речь, что льется в твои уши, иногда совсем не задерживаясь в голове.

— Значит, я поняла тебя неправильно?

— Ты поняла меня так, как захотела. Не более, не менее.

— А говорить прямо тебе не позволяет… что?

Теперь Луциан посмотрел на меня с укором:

— Я здесь, чтобы быть рядом, как любящий отец должен быть рядом с дочерью в трудный момент. Но отец, принимающий решения за дочь — глупый отец. А мне хочется верить, что прожитые годы даруют мудрость. Вижу, ты сейчас не настроена слушать и слышать, но я не какой-то там кукловод, дергающий за ниточки и управляющий чужими жизнями. Я — это я, не более, не менее. Быть может, я вижу чуть больше, чем умеет обычный человек, быть может, и умею я чуть больше. Быть может, я мертв больше, чем любой обитатель Посмертья. И мертв намного, намного дольше. Но я не просиживаю ночи, планируя чужие жизни, обрезая жизненные нити или развязывая войны. Эти мысли ошибочны и неверны, но обиду за них я держать не стану. К человеческой глупости я привык. Роксана не разговаривала со мной много лет в обиде за смерть ее близких. Но разве я их убил? Не убивал. Более того, о грядущем предупреждал. Мне не дано сказать больше, чем было сказано, ведь я всего лишь речь. Мне не дано вертеть людскими судьбами, ведь я лишь посланник. Мне не дано лишать кого-то выбора, как ты, должно быть, вообразила. Я пришел к тебе, когда ты в этом отчаянно нуждалась, потому как это было в моей власти. И только.

Я тяжело сглотнула, откинула со лба влажные волосы.

За этим разговором мне стало жарко… взгляд метался от Хала к Луциану и обратно, а решение, так и не принятое, словно весело сверху тяжелым мечом, готовым рубить глупые головы.

— Ты прав, Луциан, — уже спокойнее кивнула я. — Сейчас из меня плохой собеседник, особенно если беседа представляет из себя череду загадок. С нашей последней встречи каждый мой день был непростым и полным открытий. Меня пытались отравить смертельным ядом, но безуспешно, на меня нападали мертвые, а я защищалась землей. Другие люди подчинялись мне, словно марионетки. Говоришь, ты не кукловод? А я им была. Ощущение не из приятных. Ты можешь сколько угодно вспоминать, как учил меня и Александра сражаться и встречать различные обстоятельства лицом к лицу, но Лу, ты никогда не обучал нас такому. Меня не обучал. Может, Александра… а я не могла помыслить, что когда-нибудь… понимаю, к чему все идет. Место Роксаны опустеет, кому-то придется его занять. Понимаю. И сделаю. Быть может, даже стану слушать твои советы, как прежде, ведь они всегда казались мне… отческими. Но прямо сейчас, чем бы ты ни был — исчезни. Не лей мне в уши слова-перевертыши и советы с двойной трактовкой, маскируя это поддержкой. Не стоит.

— Значит, не будет у нас ссоры длиною в несколько лет?

— Как было у тебя с Роксаной? — я усмехнулась и процитировала его самого: — Из двух ссорящихся всегда виновен тот, что умнее.

Луциан рассмеялся задорно и весело, в точности так, как смеялся раньше. Но теперь иначе воспринимался и его смех, и он сам. Неосознанно я… опасалась и держалась так, словно вот-вот на меня нападет сама мертвая Армия, не меньше.

Закончив смеяться, Лу серьезно сказал:

— За Халом придут его люди, и они же попытаются тебя сжечь, как только я уйду. Никто тебе не поможет, лишь ты сама. Никто за тебя не решит, лишь ты сама. Я пришел, чтобы предупредить: не должно быть более мертвых костров на моей территории, не должен пустовать мой дом. Каждый погибший станет новым жителем Посмертья и частью твоей Армии. Если нет… — Луциан посмотрел на Хала и сказал: — …неважно, какое решение в итоге ты примешь. Хал уйдет под землю вместе с миром, что создал. Но не считай это угрозой: как человеческое самосохранение способно творить чудеса, так и желание Мертвой Земли жить безгранично и является лишь инстинктом.

Пока я смотрела на Хала, Луциан исчез.

А ведь раньше я замечала, как незаметно он двигается, появляется и исчезает. Но каждый раз считала это приобретенным в долгих тренировках навыком, не более. Уверена, я еще немало откопаю в памяти подобных странностей, многое встанет на свои места. Но останутся и вопросы, на которые никогда не получить ответов. Может, только в Посмертье… когда вернусь сюда насовсем.

— Ты очнулся, я вижу, — сказала я громко.

Хал сразу открыл глаза и неловко сел.

— Много слышал?

— Слышал? — он схватился за голову, его руки обагрились кровью. — Слышал, как ты говорила, потом опять говорила, даже спорила… но как будто не со мной.

Значит, он не слышал Луциана.

— Мы оказались здесь не просто так, Хал, — я встала над ним и подала руку. Он посмотрел на нее странным взглядом, но все же позволил себе помочь. — Мы оказались в Посмертье, потому что я… думаю, я хотела причинить тебе вред.