Он долго молчал, глядя на меня, выискивая признаки… сомнений? Не знаю, что именно он искал, чего ждал. Он не мог не понимать, чем все закончится, не мог не думать об этом разговоре. Уверена, он думал он нем так же часто, как я сама. А я перебрала в голове столько вариантов… отчего-то в этот раз моя скудная фантазия была щедра и охотно подбрасывала все новые и новые картины грядущей беседы.

— Такие условия выдвигают проигравшим, Ида, — наконец произнес он.

— И ты проиграешь. Может, не сейчас, но точно в будущем. Вопрос только в цене, Хал. Цене, которую заплатишь даже не ты, а другие люди. Последствия разрушений, что ты учинил, и так растянутся на десятилетия долгих восстановлений, и самое обидное, что в этом не было смысла. Потому что проигрыш твой неизбежен как неизбежно само Посмертье. Годы борьбы принесут тебе разочарование, поэтому предлагаю сейчас: уйди. Если любовь твоя ко мне так сильна, как ты говоришь, разве это не лучший способ ее доказать? Хоть раз в жизни, Хал. Доказать так, как прошу я, а не как хочешь ты.

Он посмотрел на меня с иронией, но промолчал, предлагая продолжить.

А из меня вдруг ушел былой запал:

— Знаешь, я всегда наивно полагала, что так это и работает: встречаешь другого человека, проникаешься им, его чувствами, стремлениями и желаниями… и так хочется ему во всем помочь. Стать поддержкой и верным плечом, соратником в его начинаниях. И чтобы он, в свою очередь, стал соратником и плечом тебе. Желай я спасти свою жизнь тогда, в прошлом, ты был бы самым верным плечом, самым надежным другом, но я не желала. Желал ты. Это всегда был ты и твои желания, а уже потом я и мои глупые, незначительные потуги. Я не прошу тебя оправдываться за прошлое или что-то там искупать, нет! Я прошу хоть раз поступить не так, как тебе хочется.

— Это не имеет смысла, Ида. Твои слова не имеют смысла.

— Потому что ты ничего не получишь?

— Именно.

— Хорошо. Чего ты хочешь?

— Смерти Бурхардингера, — быстро ответил он, словно готовился заранее. — Ты получишь все, что захочешь, если он умрет. Я уйду с позором хоть в Даммартен, хоть еще дальше, и не вернусь. В ответ мне нужна малость.

— Это не имеет смысла, Хал, — медленно повторила я за ним, хотя на самом деле хотелось кричать и швыряться камнями. Почему, почему он опять это делает? Раз за разом, раз за разом. И раз за разом меня это задевает. Словно нож проворачивается в старой ране, и нет от него спасения, и нельзя его достать. Только проворачивать дальше. — Между нами все кончено, и неважно, что получит проклятый Дарлан в итоге! Неважно. Он неважен в этом разговоре, так не делай его чем-то большим, тем, чем он не является.

Хал судорожно выдохнул, отошел назад… только затем, чтобы шагнуть ко мне и взять за плечи, посмотреть в глаза… его взгляд был темным и страшным, словно безумным. Ни разу я его таким не видела. Его пальцы больно впились мне в руки, он не прекращал их сжимать. До синяков, до боли где-то глубоко внутри.

— Я так долго сражался с обстоятельствами, с твоим принцем, что не заметил очевидного, — быстро заговорил он. — Все это время, Ида, все это проклятое время, рядом с тобой находился змей. Он, словно сказочное существо, обвился вокруг тебя и шептал, шептал… я всегда знал, что он из себя представляет, но никогда не думал, что ему интересна ты. Самая большая моя ошибка в жизни. Принц казался важной фигурой, но на деле он лишь блестел на переднем плане своей короной, не более. Важная фигура стояла позади, в тени. Шептала и подталкивала, отравляла. Тебя, принца твоего… и меня. Даже если нам не по пути, даже если все так, как ты говоришь, я обязан сделать для тебя хотя бы это: избавить от ядовитого змея на твоей шее. Напоследок. Без него тебе будет лучше. Я не сомневаюсь, что ты со всем справишься, пусть и будет невыносимо трудно. Но… боюсь, ты не справишься с ним.

— Потому что не смог ты?

— Потому что не смог даже я.

Боль внутри усилилась, и сейчас я поняла — это не из-за его рук. Это что-то другое, более страшное и глубокое. То, от чего не избавиться и не спастись. Это боль принятого решения, того самого, которое я не хотела принимать. Надеялась, что не придется.

Очередная слеза скатилась по моей щеке.

— Не буду говорить, что ты сейчас возвысил Дарлана так сильно, что в твоей речи он приобрел воистину потусторонний оттенок, хотя на деле является лишь человеком. Я скажу, что подарки напоследок мне не нужны, Хал. Тем более те, о которых я не просила. Тем более чьи-то смерти.

Он убрал руки с моих плеч:

— Тогда мы не договорились.

— Хал…

— Что, Ида? — рявкнул он во весь голос. Захотелось отшатнуться, а еще лучше — спрятаться, ведь Хал так себя не ведет. Никогда. — Что, мать твою? Ты хотела красивого жеста напоследок — вот он. Я готов. Готов уйти, раз ты так слезно просишь. Готов доказать, что люблю, хотя кто вообще требует такое доказывать? Но… ладно. Я готов. А ты стоишь передо мной и лелеешь своего Дарлана и его жалкую жизнь. Что это, если не доказательство моих слов? Он — отрава и петля на твоей шее. И эта петля обязательно затянется.

— Или это петля, которую ты в очередной раз придумал, чтобы остаться и бороться с очередными обстоятельствами. Удобно, как всегда гениально и самооправдательно, — уже в бессилии я покачала головой и сказала: — Дарлан будет жить. Это петля на моей шее, и только мне решать, снять ее или позволить затянуться. Не тебе, потому что ты ко мне отношения более не имеешь. И ты не понял, Хал. Мое предложение не подразумевало торгов и встречных требований, оно было односторонним и окончательным. И было большой глупостью верить, что все сработает, но буду тешить себя мыслью, что хотя бы попыталась… и эта попытка в сотый, тысячный раз показала: ты не остановишься. Не уйдешь. Не прекратишь выдумывать для себя испытания. Никогда. Я люблю тебя, Хал, но эта любовь не принесла мне ни минуты счастья. Это всегда была вершина вулкана и необходимость делать выбор,