нож.

– Ты уже говорил это вчера. – Подумал, и голос его смягчился: – А вот я тебя так и не поздравил с помолвкой.

Хортим страдальчески застонал – он не смог бы позволить себе такое поведение при отце, но при Хьялме – позволил. Их разговор принял семейный тон, с крапинками беззлобной насмешки.

– Посмотрите на него, – хмыкнул Хьялма. – Стенает. Великое горе – жениться.

– Было бы чему радоваться.

– Она красива?

– Боги, Хьялма! Какое это имеет значение?

– Согласен. – Пожал плечами. – Я всегда ценил в женщинах другие качества, однако едва ли ты успел ее узнать.

– Я не о том. – Хортим спрятал лицо в ладонях. – Какое мне сейчас до этого дело? У нас война.

Хьялма укоризненно указал на него острием.

– Так, Хортим Горбович. Я хочу, чтобы ты всегда думал о деле. Но однажды эта война закончится – все войны рано или поздно заканчиваются. И если ты останешься в живых, – а я верю, что так и будет, – к тому времени ты не должен разучиться говорить о мире. Услышал? А то станешь таким же мрачным и безжалостным, как я.

– Ты не…

– Не лги, – сказал Хьялма сурово. – Ты успел испытать это на себе: я угрюмый жестокий человек. У меня тяжелый нрав. Я страшен в гневе, и я терпеть не могу, когда мне перечат. Мне поздно меняться, и я выжму из себя все худшее, все самое пугающее и свирепое, чтобы выиграть войну, но ты, Хортим Горбович, – ты уж постарайся стать кем-то получше меня.

Хортим все же решил рассказать о словах Люташа Витовича про старого бойцовского пса. К его удивлению, Хьялма посмеялся.

– Я бы думал о себе так же. Староярский князь прав: у меня много грехов, и властолюбие – главный из них. Да, самые гнусные вещи я делал ради власти, однако я хорошо помню, чего это стоило мне и другим.

Хортим нахмурился.

– То есть?

– Я потерял брата и союзника, – ответил Хьялма, пробуя большим пальцем остроту лезвия, – именно потому, что не гнушался ничем, если чуял пользу для Халлегата. Я был несносно властен, высокомерен, непреклонен – даже более несносен, чем сейчас. Хотя и достаточно умен, чтобы айхи предложили мне драконью чешую… Ярхо, конечно, дурак, что освободил Сармата, а не выяснил все со мной, но что теперь говорить? Я признаю свою вину. Я обрек на гибель тысячи людей. И если этот старый бойцовский пес и забыл вкус власти, то вкус боли еще горчит на его языке.

Он закашлялся. А когда заговорил снова, то к словам примешались сипы:

– Так тебе нечего сказать мне о своей невесте?

Хортим оглянулся. Что он мог рассказать в просыпающемся лагере, полном людей княжича Микулы? Повторить, как его род веками не ладил с Витовичами? Поделиться, что помолвке наверняка не обрадовалась ни единая душа в Люташевом тереме, исключая разве что самого предприимчивого князя, скользкого, словно угорь?

Конечно, нет. Хьялма знал, что Хортим найдет подходящие слова – точные, но приятные для уха случайного слушателя-староярца.

– Княжна Вилдзе – очаровательная девушка, и я сочту за честь стать ее мужем, – начал Хортим уныло. – Правда, нам не удалось пообщаться – думаю, это к лучшему, мое присутствие ее… смущало. Как и княгиню-мать.

Хьялма кивнул, поняв верно: Хортим Витовичам не понравился.

– Сам князь Люташ – человек радушный. По счастью, он остался доволен стечением обстоятельств. Полагаю, он был бы рад обрести во мне союзника, который, заняв гуратский престол, не откажется прислушаться к его доброму совету.

Не потому ли староярский владыка так легко согласился на этот брак, что пожелал видеть Хортима своим послушным орудием? Что с него взять? Неопытный правитель, зависящий от его золота и благоволения.

Хьялма вздернул уголок губ и произнес почти беззвучно:

– Как жаль, что его ждет такое разочарование, не так ли?

По телу разлилось тепло. Хьялма в него верил. Пожалуй, больше, чем верил в себя сам Хортим – после войны он встанет на ноги и не превратится в куклу в руках опытного интригана.

Хортим расправил плечи, не удержав улыбки. С несколько мгновений он лишь просто разглядывал солнце, выползающее на небо, и треугольники знамен, пляшущих над палатками. Затем вновь повернулся к Хьялме – тот прочищал горло, надеясь унять новый приступ кашля, и продолжал высекать скрежет точильным камнем.

Дождавшись, когда Хьялма оправится, Хортим спросил:

– Ты ведь тоже женился по расчету?

Хьялма кивнул и поморщился.

– Да, и с этим связана нехорошая история. Я взял за себя девушку с богатым приданым – она была невестой моего брата, прослывшего погибшим. Но Ярхо оказался жив, и вернулся он как раз ко дню нашей свадьбы. Получилось… некрасиво.

Хортим поразился.

– Ты женился на возлюбленной Ярхо?

– На невесте, – повторил Хьялма холодно. – Они были едва знакомы. Из-за чего мы с братьями никогда не ссорились, так это из-за женщин – и на том спасибо. Тем не менее случившееся Ярхо уязвило. И я могу его понять.

– Твоя княгиня…

– Юранка. – Костяшкой указательного пальца провел по седому усу. – Ее звали Юранкой, и она была чудесной женой. Тебе настолько любопытно мое прошлое, Хортим Горбович?

Разумеется, ему было любопытно. Все, что касалось Хьялмы, казалось овеянным тайной и ледяным мороком – с зимы Хортим вызнавал про битвы и бунты, врагов и соратников. Семья осталась напоследок как то, что волновало Хортима меньше прочего, – но теперь он оказался помолвлен, так отчего бы не расспросить?

– Наш брак оказался удачен, – сказал Хьялма. – Поверь, это не моя заслуга. Моим близким приходилось со мной… непросто. Юранка была удивительной женщиной и матерью моего сына – я спрошу с Сармата за ее гибель. – Он посмотрелся в лезвие, покрутил его: блестящее, отражающее солнечные лучи. – А за сына я поквитаюсь с ним вдвойне.

– Как его звали? Легенды не сохранили его имя.

– Вигге. В честь моего отца.

Повисла тишина. Хьялма не стал дожидаться ответа – выпрямился, тряхнул отросшими прядями.

– Пробиваешь меня на чувства, Хортим Горбович? – усмехнулся он. – Ладно, знаю, что нет… Годы годами, а я часто думаю, кем Вигге мог бы вырасти.

– Преемником, достойным тебя.

– Полагаю, у нас были бы сложные отношения. Почему? Ну же, Хортим Горбович. Тебе-то легко догадаться. Я чудовищно требователен к себе и почти так же – к тому, в ком вижу лучшее продолжение себя. У меня не было возможности проводить столько времени с Отхо – нашим с Халегикаль сыном – столько, сколько бы я проводил с Вигге в Халлегате. Я любил его, и, думаю, чем старше бы он становился, тем я был бы строже. – Пожал плечами. – Я бы захотел передать ему все, что умею. Не уверен, что ему бы это понравилось.

Морщинки собрались у глаз Хьялмы, когда