сторожили наугольную и срединную башни. На помощь солдатам спешили их товарищи, по лестницам на прясло лезли казаки, среди которых были подхваченные общим порывом схватки и суматохой Федот и Кондратка.

Часть казаков пытались завладеть башнями, где затворились за бревновыми дверями солдаты, другие казаки зажигали смолье и что есть силы швыряли его на крыши городских крыш и амбаров. Скоро ближняя к пряслу часть города загорелась, и тогда Федот и Кондратка стали кидать на огненные места мешочки с порохом, которые, взрываясь, расплёскивали пламя по всей округе.

Наконец, ударили набатные колокола на проездных башнях, оповещая синбирян о новом приступе воровских казаков. Воевода в полотняном спальнике выбежал на крыльцо и с ужасом увидел, что горит наугольная башня и часть изб и амбаров, а промеж них мечутся растерянные обыватели и ратники. Зачембарив кое-как долгий подол спальника в штаны, обув на босую ногу сапоги, Милославский влез в кафтан и, забыв шапку, вновь выбежал на крыльцо, где лоб в лоб столкнулся с Ермолаевым.

– Уходить надо, Иван Богданович! – упав на колени, взмолился дьяк. – Заживо сгорим!

Воевода со всего размаху отвесил Ермолаеву оплеуху и, переступив через него, побежал к наугольной башне, которая больше чем наполовину была охвачена пламенем. В ней, запершись со всех сторон на втором, что вровень с пряслом, ярусе, находились восемь солдат во главе с капитаном Мигуновым. Башня уже была сильно задымлена, огонь захлестывал в бойницы.

– Уходим наверх! – велел капитан, и все кинулись вслед за ним. На верхнем ярусе дышалось легче. Мигунов выглянул в бойницу, поленница полыхала снизу доверху, горела часть прясла, освещая предполье крепости, с которого мужики выносили убитых людей. Капитан оглядел ярус, здесь стояла пушка, очаг с потухшими углями и куль пороха. Он подскочил к нему, схватил и выбросил через бойницу вниз.

– Берегите глаза! – крикнул капитан.

Внизу оглушающее сильно громыхнуло, в башню плескануло дымом и огненными искрами. Мигунов выглянул в бойницу, пороховой взрыв разметал поленницу по всей округе, дыма стало явно меньше, но большие языки пламени охватили сруб прясла. В пол яруса кто-то начал стучать, затем непотребно лаяться. Все узнали голос воеводы. Двое солдат подняли тяжелое творило и открыли Милославскому доступ наверх.

– Проспали воровской приступ! – кричал он, тяжко вылезая на ярус. – Где Зотов? Завтра всех возьму в розыск! Почему воры еще на прясле?

Капитан под этим напором попятился к срубу, воевода продолжал наступать, Мигунов уже притиснулся к бойнице и вдруг разулыбался во всю свою вычерненную сажей рожу. От такой наглоты Милославский опешил и только смог затопать ногами.

– Бог дал нам дождя, князь! – воскликнул Мигунов. – Мы спасены!

Милославский оттолкнул капитана от бойницы и высунулся наружу. На его непокрытую голову обрушился ливень, срубы прясла шипели, извергая пар. Казаки по веревкам и лестницам бежали вниз.

– Немедля поставлю рублёвую свечу Николе-угоднику! – побожился воевода. – А тебе, капитан, дам выжрать столько вина, сколь в тебя влезет!

По выгоревшим наполовину верхним мостам от срединной башни к наугольной осторожно пробирался полковник Зотов.

– Глеб Иванович! – крикнул воевода. – Не расшибись!

Полковник успешно преодолел последний пролом и влез в башню.

– Каков вор Разин! – сказал он. – Так-таки устроил нам каверзу. Ведь на волосок были от того, что вспыхнет целиком весь город.

– Отвёл, Господь, от Синбирска беду! Я сейчас иду в соборную церковь, дал обет на рублевую свечу. А ты, Глеб Иванович, со мной или как?

Полковник в Бога верил по-солдатски: звал его перед боем и забывал после схватки, как бы она ни завершилась.

– У меня всего денег алтын, Иван Богданович, – сказал он.

– Что же, алтын так алтын. Господь не отвергнет и столь хилого дара.

Дождь лил ливмя, время от времени в небе что-то с оглушающим треском ломалось так, что вздрагивала земля и всё, что на ней было. Разин на своём боевом коне ехал к острогу с поднятым кверху взором, словно искал в бесновании туч, молний и громов того, кто опять сотворил дурно ему и его войску. Рядом с ним месили ногами грязь казаки Корня. Их погибло немного, но они были недовольны, что пришлось уйти с прясла, когда, казалось, готов был возгореться весь город.

Перед въездом в острог гроза достигла своей окончательной мощи, почти над самой головой Разина со скрежетанием и треском сломалась громадная молния, и атаман и его боевой конь покрылись мелкими пляшущими огоньками, которые, подпрыгивая, стали стекать с них вниз и уходить в землю. Казаки и мужики восприняли это свечение атамана и его коня с безмерным страхом, и вскоре по всей Руси пошел слух, что Степану Тимофеевичу было Божье благословение на его дела летучим небесным пламенем.

2

В день первого приступа воровских казаков на город Синбирск его самозваный летописец Савва покинул дом Твёрдышева, едва только зазвонили к крестному ходу колокола соборной церкви.

– Куда это ты бежишь? – попыталась остановить его старая ключница. – Ратных людей вокруг – не пройти, замнут тебя, и пропадёшь без времени.

– Пойду на прясло, Потаповна, – сказал Савва. – Хочу зреть всё своими глазами.

– На что тебе видеть, как люди будут друг друга убивать?

– Для дела, – коротко ответил синбирский Нестор и выбежал из избы на крыльцо. Там он огляделся по сторонам и понял, что ключница была права. По узким проходам крепости бегали толпами вооружённые для боя солдаты и стрельцы, вид у них был решительный и воинственный. Выждав, когда возле крыльца станет пусто, Савва спрыгнул с него и побежал за десятком тяжело топающих в беге стрельцов. На соборной площади он от них отстал и прилепился спиной к амбару. Из храма, под звуки колоколов, вышел крестный ход, Савва поспешил за ним, но наткнулся на строгий взгляд полковника Зотова, и от него юркнул за избу, где дал себе перевести дух и одуматься.

«Глупо мне в моих летах метаться по городу, как зайцу, – подумал Савва. – Пойду степенно и чинно, как и подобает достойному человеку».

Он еще заранее выбрал, с какого места будет смотреть, с наугольной башни. Оттуда можно было видеть и Крымскую и Свияжскую сторону. По счастью, вход в нее никто не сторожил, и Савва вошел на нижний ярус, где несколько пушкарей были заняты пушкой, поднялся на второй ярус, там солдаты и капитан Мигунов, все высунулись в бойницы и что-то там выглядывали снаружи. Бочком, бочком Савва вышел на прясло и встал возле солдата, который на него равнодушно глянул и отвернулся.

Всё пространство от острога и до дороги в подгорье было заполнено людьми, среди которых выделялись десятка полтора всадников, окружавших богатырского вида