В окна начали тарабанить крупные капли дождя и, подумав, Сандро дописал:

«В Нью-Йорке все более-менее. Духота. Ливень. Надеюсь, в Париже хорошая погода и мы сможем прогуляться. Люблю тебя и крепко обнимаю. Нашему бойцу от папы привет».

Однако едва он нажал кнопку отправить, как к нему подошел один из его бывших его телохранителей, ставший новым начальником СБ.

— Синьор, у нас обнаружилась техническая неисправность.

Видя в окошко, что самолет уже едет по взлетной полосе, готовясь к разгону, Сандро криво усмехнулся.

— Хм… И какие у нас варианты?

— Плохой и очень плохой.

Глава 33

Франция. Париж. Опера Гарнье

24 июля. 23.00

Виктория Лукрезе

За окном бушевала гроза, но в оперном театре Гарнье царила величественность и не побоюсь этого слова, ощущение вечного могущества силы искусства.

В холле играл струнный оркестр, заполняя все пространство до самого небосвода звуками музыки. А в старинных канделябрах и люстрах сверкали светодиодные свечи, отражаясь в позолоте и натертом до блеска мраморе.

В закрытом серебристом платье я стояла на балконе, положив руку на перила, и, словно младшая хозяйка мероприятия, холодно смотрела на стремительно прибывающих гостей, которых лично встречает миссис Эшфорд.

— Синьора, желаете грушевую газировку вместо шампанского? — тихо спросил меня мой начальник службы безопасности Рино.

— Благодарю.

Взяв бокал, я вернулась к наблюдению за тем, как дамы в шикарных вечерних платьях, сверкая бриллиантами, поднимались по роскошной лестнице, держа под руку влиятельных мужчин в смокингах.

Я думала, что это над моим образом Эшфорд прикольнулась. Но нет… Она прикольнулась над всеми дамами, придумав особенно роскошный дресс-код.

Вечерние платья могут быть любого фасона, но наличие корсета, перьев в прическе и на сумочке — обязательно. И карнавальная маска, конечно. На всех без исключения. А незамужние дамы, еще и прикрепили к своим запястьям карточки со свободными танцами, как в 19 веке.

Не удивлюсь, что они еще и менуэт выучили ради ее приглашения. При чем танцевать и играть на каком-нибудь инструменте одновременно.

— Синьора, вы сегодня прекрасно выглядите, — вдруг произнес Рино. — Синьор Виктор Лукрезе, увидев ваше фото, прислал вам очень лестный комплимент. Прочитать?

— Спасибо, но если там только комплимент, оставим это на потом. Алессандро уже прилетел?

— Пока нет.

Заметив на лестнице знакомую фигуру Лоренцо Бальдини, я холодно произнесла:

— Передай моему мужу, чтобы ждал в машине на парковке, пока я не подам сигнал, что ему нужно подняться.

Рино кивнул, а я вернулась к наблюдению за гостями. Очень непросто найти китайца и его дочь, если все гости в масках, скрывающих лица.

Хотя под описание Эшфорд подходит не так много девушек. Ланфэн Ю должно быть 25 лет и она очень хрупкая по телосложению. А вот ее отец чуть меньше моего дяди Миши. То есть мужчина ростом примерно 170–173 см и средней комплекции.

— Волнуетесь? — еле слышно спросил Рино. — Синьора, миссис Эшфорд дала вам неплохие уроки в самолете, но вы не должны сомневаться в себе. Вы отлично справлялись и без этого…

Я чуть не рассмеялась.

Ну, после всех моих приключений за меня можно не волноваться. Как сказал Доменико Дольче, моя марка: «В огне не горит, в воде не тонет.» В общем я удивительно живучий экземпляр.

Даже хочется пожалеть гостей аукциона.

Теперь-то я точно могу не сомневаться, что каждый, кто меня обидит — огребет. И за словом в карман я не полезу. Но так и быть, гости дорогие, сегодня я не по ваши души и буду милостиво закрывать глаза на все ваши косяки.

Шутки-шутками, однако словами не описать, как же мне на самом деле страшно. Просто коленки трясутся из-за лежащей на мне ответсвенности.

Как женщина может сорвать сделку двух мафиози и не спровоцировать при этом конфликт?

— Синьора, постарайтесь насладиться вечером… — произнес Рино. — Вы всем понравитесь…

— Рино, — твердо оборвала я его. — Я благодарна тебе за поддержку, но лучше просто не отвлекай. Я приехала сюда не ради признания или чьих-то восторгов.

Пригубив газировку, внешне не отличимую от шампанского, я уверенно двинулась в малый зал.

В самолете я волновалась, как я тут буду одна без мужа и вдруг что-то случится. Но стоило принять тот факт, что мужа рядом нет и не будет, а светлое будущее моего ребенка под вопросом, как словно что-то щелкнуло внутри.

На миг я остановилась у распахнутых дверей роскошного малого зала.

Все-таки уроки Эшфорд пошли мне на пользу.

Чувствую себя, как пантера перед прыжком. Сосредоточенная и сфокусированная настолько, что пролети рядом со мной муха, я ее поймаю на лету.

Мои шаги, будто сами по себе, стали легче. Походка стала более мягкой и вкрадчивой, а взгляд цепко и быстро оценивал каждого в малом зале.

У самой дальней стены играл оркестр. В центре зала кто-то и правда танцевал, как на самом настоящем балу. Но большинство тут просто культурно тусовались, собираясь возле лотов аукциона или столов с напитками и закусками.

Дядя Миша еще в холле отошел кому-то позвонить, а потому пользуясь минутами одиночества, я незаметно прогуливалась по залу. Останавливаясь, как и многие гости, у каждого «лота», стоящего на постаменте с подсветкой за пуленепробиваемым стеклом.

Главные шедевры вечера — это две скрипки, виолончель и альт Страдивари. Но тут представлено на продажу много и других предметов 17–18 века связанных с музыкальной тематикой.

Картины. Какие-то уникальные портсигары или шкатулки. Книги. Статуэтки. Вазы.

Ценник исключительно скромный и аскетичный. Даже как-то неловко видеть крохотную шкатулочку со стартовой ценой от 50 тысяч евро. Подумаешь коробочка для обручальных колец стоимостью, как Mercedes-Benz?

Уверена, каждый здесь не сомневается, что дешевле — только украсть.

А вот музыкальные инструменты дороже. Самую чуточку.

Рояль — 1 миллион евро. Скрипки от 2−3х. Виолончель от 9 лимонов.

Остановившись возле альта Страдивари в самом центре зала перед сценой с музыкантами, я мысленно вспоминала все уроки от Эшфорд, как не показывать свои истинные эмоции.

И все-таки, я не могу поверить, что считаю нули правильно…

Сколько-сколько стартовая цена на аукционе?

21 миллион евро⁈

За скрипку⁈

— М-да… Это не зарплата твоей мамы в консерватории… — неоднозначно произнес рядом со мной дядя Миша по-русски.