- В тягость не буду. Кое-что от прошлой жизни ещё осталось, приехал не с пустыми руками. Вы не думайте, я не трепло. Всё рассказанное будет стоять и работать уже в этом сезоне, польза для всех. Ей-богу, устал языком трепать, лучше делом докажу.

- Тогда за дело, - Макар достал из шкафа резную трость. – Держи…, тебе…, шатко ступаешь... Иди, в конце этой улицы увидишь четыре пустующих дома, выбирай любой, вот ключи. Останешься жить - накопишь деньги, вернёшь в общину. Храм ты видел. Вечером служба, а после - собрание.

Удобная трость легла в индейскую руку сразу же, привыкать не пришлось. И вроде ковылял-спотыкался по-прежнему, но идти стало чуточку легче. В конце одноэтажной улицы несколько пустующих коттеджей тонули в тишине.

"Как-то мрачно. Ни деревьев, ни кустов... Суровый рай - суровым людям."

Ни заборов, ни ворот, ни дворов. На суровой земле и быт попроще, всё по делу. К чему городить то, что не приживётся на тощей земле, что сдует пургой? Мощные стены, двойные гаражи и точка! А в гаражах - джипы да снегоходы по сезону, как шузы деревенского стиляги: летом – кеды, валенки - зимой. Там, под низким небом, тренированный глаз Индейца перестал моргать, заприметив жестяную крышу самого маленького, самого аккуратного среди прочих, почти мультяшного домика.

"Вот это фокус... Внутри больше, чем снаружи! С любовью сделали, как дедовский гараж, для меня и Бульки места хватит."

Игнат остановился на пороге, толкнув массивную дверь. «Планировка – что надо!». Две комнаты, санузел и веранда порадовали скромным, но живым ремонтом.

- Ну, если вкратце, то вот так, - Индеец опустился на стул.

В просторной трапезной собралось всё мужское население города-посёлка, вся рыбацкая артель. Молчаливые мужики с узловатыми руками ожидали вердикта старосты.

- Ну что, православные, ваш черёд, - Макар кашлянул, оглядев собрание. - Лично я не против, дело с выгодой. К тому же Игнат - русский братец, православный. Что скажете?

- А что тут говорить? - улыбчивый бородач из второго ряда поднялся во весь рост. - Наше дело принять, а там видно будет. Господь управит.

И управил: Игнат ушёл в свой новый дом с раскладушкой, спальником и ковриком для Бульки.

***

Так быстро ползать ещё не приходилось: грёб он всеми четырьмя костями, извивался ящерицей, обдирая колени-локти в кровь о пересохшие комья земли.

- До зелёнки ещё минуты четыре! Не тормозить, они х*рачат наобум! - командирский голос долетал из соседнего ряда, откуда-то спереди. - Не ссать, осталась х*йня!

Взрывы рвались вокруг очередями, выдирая пожухлый подсолнечник корнями вверх. Торчащее барахло разгрузки отчаянно мешало в позе "по-пластунски", лопатка с флягой сползли по ремню в сторону, весло стучало по спине, цепляя широкие стебли прикладом, сухие головы предательски качались... Путь ползущих по полю пролегал вдоль бесконечных грядок олеиновых цветов. Перпендикулярно этому пути, метров за триста, засел противник, "поливая" десяток повстанцев очередями из гранатомёта. Не прицельно, но и не наобум: сержантик с нашивкой "рабовласнык" припал к окуляру ТРки (трубы разведчика), корректируя работу АГС. Наблюдатель видел шевеление на поле, но то ли "с переляку", то ли в отсутствии маломальского опыта, расчёт безнадёжно мазал...

- На х*я?!!! Всех подставил и себя тоже!!! - потный парниша охаживал лежащего "Рембо" берцами, повторяя зубодробительное "на х*я?!!!".

Заурядная задача "пересечь поле сухого подсолнуха, не привлекая внимания" получила незаурядный финал: на половине пути нарядный боец неожиданно выпрямился и шмальнул несколько очередей "от бедра" в сторону жёлто-голубых позиций. Просто так, ни для чего... Позже "Нарядный" так и не смог объясниться.

Всё случилось у посёлка Кожевня. Хорошо ещё, что уцелели храбрецы, даже трёхсотых не было. Июльское слабоумие... Так быстро ползать, как ползал он летом четырнадцатого...

"На х*я?!!!" - Индеец проснулся, хлопая ресницами в темноте...

***

Когда-то посёлок процветал. Бурливый рост пришёлся на времена золотой лихорадки. До неё острог считался даже не посёлком, скорее хутором. Горстку вольных русов оставили на проданной земле в качестве полезной челяди. Промышляли таёжники то пушниной, отдавая её за бесценок, то рыбалкой; сводили концы с концами, выживали, пока не грянул гром: на Клондайке нашли золото. Добрый миллион человек бросили обжито‌̍е и припёрлись на Аляску в поисках лучшей доли. Конечно, большинство бродяг, ублаживших авантюру, гордо трясли американскими паспортами, требуя гражданских привилегий. Европейцы-нелегалы, коих заметили с лотками и лопатами, вели себя не в пример тише, хоронясь от воров, избегая властей. Азиатов же вообще за людей не считали, этим было труднее всех. Слухи о северном золоте добрались до Китая, возбуждая толпы голодранцев. Самых отчаянных унесло к мечте попутным ветром, разбросав по трюмам торговых шхун. И закипела вода у причала русов, живо смекнувших что по чём. Не имея за душой гроша, желтолицые китайцы нанимались кем угодно за еду. Медвежий острог за год превратился в посёлок, с лавками, домами-бараками, пятистенками в сибирском стиле и такою же кедровою церквушкой. И понеслось... Доллары потеснили вшей: православные в кои-то веки развернули плечи...

Лихорадку остудило так же быстро, как и нанесло - золотые жилы оскудели, залётные пропали. Да только бедовать, как прежде, зверобоям не пришлось: дорогой песочек намылся тонким слоем по русским карманам. Ростовщиков послали, позатыкаͥв долговые дыры. К охоте остыли - без нужды недосуг. Безделием, однако, не грешили: накупили каботажных промысловых судов, да и стали рыбаками. Не богатели: жили, не жируя, с переменным успехом. Русская артель, в последствии названная "Счастливцы" (The luky ones), кормилась красной рыбой сотню лет, пока не приехал Индеец.

- А место ладное, с подветра, на отшибе, - Макар Игнатьевич оглядывал заброшенный барак. - Скорый ты парень, но... успеешь ли под сезон?

Успел. Донецкий развернулся быстро: заказ доставили, мини-цех свинтили