объявили о смерти его младшего сына. В то время я боролся со своими чувствами к Дон, поэтому не обратил особого внимания. В любом случае, мы с папой не были близки. Я подумал, что его радиомолчание по поводу таблоидов объяснялось тем, что он справлялся с этим по-своему.

Я и не подозревал, что за этим стоит он.

Хотя это объясняет, почему таблоид напал на Stinton Group. У них был человек с контрольным пакетом акций, поддерживающий их.

— Теперь ты понимаешь? — Хиллс ворчит. — Здесь все становится еще безумнее, и ты единственный человек, который может это остановить.

— Я буду там утром, — тихо говорю я.

— Тебе все еще нужно время, чтобы зализать раны, Макс? Послушай, она была всего лишь женщиной…

— Она была для меня не просто женщиной, Хиллс. — Слова резкие, но это только потому, что что-то не менее острое царапает меня изнутри. Я хватаю свое пиво, чтобы заглушить это чувство. — Я потратил свою жизнь на то, чтобы разгребать бардак Stinton Group. Теперь Stinton Group устроили мне бардак, и я все еще пытаюсь понять, как это исправить. Или… — Я сглатываю. — Или даже если должен.

— Макс, я сожалею о Дон, но у тебя есть дела поважнее…

Я вешаю трубку и плюхаюсь обратно на песок.

Я всегда был человеком с планом. Поставь передо мной безответственного, рогатого пса в виде младшего брата, и я уберегу его от неприятностей, даже если это убьет меня. Дайте мне компанию, из которой текут деньги, и я вырву неработающие отделы, предложу им новый план и превращу их в машину для печатания денег. Я могу работать до глубокой ночи. Никаких выходных. Никаких скандалов с женщинами. Вообще никаких женщин, пытающихся отвлечь меня от продвижения компании к новым высотам.

Я был непробиваем.

Пока одна женщина-механик не появилась передо мной со своей темной кожей и темными глазами и не сбила меня с ног.

Со стоном я смотрю на звезды.

Черт. Даже глядя на ночное небо, я думаю о Дон.

Пиво не оказывает никакого эффекта.

Я тяжело вздыхаю и закрываю лицо рукой.

Я выпил слишком много пива, чтобы доверять себе за рулем, поэтому дремлю прямо на пляже, пока не почувствую, что температура падает. Мои глаза приоткрываются, и я мельком вижу сердитые облака в качестве предупреждения, прежде чем небеса разверзнутся и выльют на меня полное ведро воды.

Отлично.

Даже Мать-природа, черт возьми, ненавидит меня до глубины души.

Я заползаю в свою машину, дрожа и разочарованный, и уезжаю, не заботясь о том, куда еду, даже если это на краю земли.

Что я вообще здесь делаю?

В итоге я оказываюсь возле квартиры Дон и Бет, как жуткий сталкер, стою под дождем и промокаю насквозь, как будто пробуюсь на роль статиста в одном из этих мелодраматических музыкальных клипов.

Дождь хлещет по моему лицу и шее, прилипая волосами ко лбу. Он стекает по моей рубашке и хлюпает в ботинках, которые заляпаны грязью после моего выхода на пляж.

Я фиксирую взгляд на окне спальни Дон. Я уже бывал в ее квартире раньше и видел дверь с наклейками. Это была спальня Бет. Она находится на противоположной стороне квартиры.

Спальня Дон выходит окнами на улицу.

Я представляю Дон лежащей в постели в своем комбинезоне, потому что представить ее в чем-то другом чертовски сложно, и я не имею права фантазировать о ней в нижнем белье. Я представляю, как ее тонкая рука прижимается к щеке, когда она делает то, чего я не мог делать уже несколько дней, — крепко спит.

Мне здесь не место.

Я знаю это так же хорошо, как знаю внутреннюю сторону своей ладони.

Но вырваться из этой квартиры — все равно что попросить меня отделить легкие от груди. Этого не произойдет.

Меня охватывает целая гамма чувств, когда я позволяю дождю хлестать меня по голове и задаюсь вопросом, что бы я сказал Дон, если бы мог увидеть ее сейчас.

Я несчастен без тебя.

Я люблю тебя.

Мне жаль.

Ни одно из этих слов не исправит этого. Не может изменить то, что я послал тех юристов, а потом солгал об этом. Ничто не может стереть вкус ее горечи.

Это безнадежен.

Я должен собрать все по кусочкам и обратить свой взор на Stinton Group.

Я должен попытаться защитить Дон и Бет, как обещал, и оставить все как есть.

Что еще я могу сделать?

В этот момент в спальне Дон загорается свет, и в моей груди словно вспыхивает надежда. Просто знать, что она встала и ходит вокруг. Просто знать, что я близок к ней, хотя и так далеко.

Я сумасшедший.

Как, черт возьми, я мог пасть так низко?

Что за чары она наложила на меня, что я превратился в жалкого неудачника, который готов ждать возле квартиры женщины, только чтобы быть рядом с ней?

Мой телефон звонит.

ДАРРЕЛЛ: Пошел в Stinton Group, а тебя там не было.

ДАРРЕЛЛ: Хиллс сказал, что ты какое-то время не выходил на работу. Он сказал, что тебе, возможно, понадобится помощь.

Да.

Мне действительно нужна помощь.

Может быть, Даррелу удастся покопаться в моем мозгу и отсоединить все провода, которые загораются всякий раз, когда я думаю о Дон. А еще лучше, может быть, он сможет усыпить меня и вытащить все воспоминания, которые у меня есть о ней.

В спальне Дон гаснет свет. Должно быть, она снова в постели.

Я опускаю глаза и засовываю телефон обратно в карман. Я не заслуживаю быть здесь и шпионить за ней. Я не заслуживаю даже крошек.

Заставляя себя развернуться, я сажусь обратно в машину и еду в пустой дом, который никогда не будет чувствовать себя как дома.

Ваня на улице.

Отлично. Как раз то, что мне нужно сегодня вечером.

— Я не в настроении, Ваня.

Ее глаза сужаются. — Ты выглядишь ужасно.

— Спасибо.

Она молча следует за мной в дом и садится на мой диван. Ее глаза обшаривают разбросанные повсюду пивные бутылки и груды пустых коробок из-под пиццы.

— Ты умираешь без нее. Что ты собираешься делать? — Спрашивает Ваня.

Я сжимаю пальцы в кулаки и прохожу мимо нее. — Ничего.

По крайней мере, на сегодняшний вечер.

Как мне это исправить?

Мой разум — пустая пещера. Все, что я вижу, это яркую улыбку Дон, освещающую ее лицо. Все, что я слышу, это ее страстный голос, зовущий меня по имени, пока она проводит пальцами по моим щекам.

Он не дает мне уснуть всю ночь, и к тому времени, как встает солнце, я чувствую, что замучил себя до полного изнеможения.

Так вот на что похоже разбитое сердце.

Я смотрю в потолок, пока солнце выползает из-за горизонта. Затем,