и убедили британцев устроить совместную блокаду. Тогда на сцену вышел президент Рузвельт и потребовал, чтобы обе нации обратились к третейскому суду. Король и его министры были склонны согласиться, на что кайзер заметил: «Его безмятежное высочество робеет. Бабушка никогда бы так не разговаривала». Только Рузвельт сообщил германскому послу, что, если Германия не станет вести себя так же, как Британия, на место будет отправлена американская эскадра, чтобы не допустить возможного захвата венесуэльской территории. Посол ответил, что его хозяин публично отказался от третейского суда и едва ли передумает. Тогда Рузвельт предложил ему не спорить, а просто передать информацию. Неделей позже посол снова был вызван, но ни словом не упомянул о проблеме. На прямой вопрос он ответил, что не имеет инструкций из Берлина. Тогда Рузвельт объявил, что американская эскадра отправится днем раньше. На протесты посла он заметил, что никакие договоренности не были изложены на бумаге. Если Германия согласится на третейский суд, он будет приветствовать это решение и считать его германской инициативой. Если Германия продолжит отказываться, флот выйдет в море. За двенадцать часов до истечения установленного срока немцы покорились. Любопытно, что эпизод почти не оставил враждебности в отношениях между Германией и Америкой, но существенно добавил ее в отношениях с Британией. Тремя годами позже Вильгельм писал Рузвельту в стиле, который мог бы использовать влюбленный пятиклассник горничной, а Киплинг говорил о «тайной клятве… открытому врагу».

В мае 1903 года кайзер, сообщив дяде, что недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы принять его в Берлине, отправился с государственным визитом в Рим. В его свите было восемьдесят человек и двенадцать лошадей. Не удовлетворившись возложением традиционных венков на гробницы королей, он выдернул розы из венков и раздал их членам комитета по встрече. На форуме он подарил главному землекопу веточку, как знак того, что он достоин своих лавров. Он с большой помпой отправился с визитом к папе: в кортеже было двенадцать карет, которые сопровождали верховые в государственных одеждах и четыре его личных телохранителя. Следует отметить, что эффект на непочтительных горожан был произведен не такой, как ожидалось. Примерно в это же время его дядя прибыл с визитом в Париж к президенту Лубе. Еще в 1901 году французы предложили обсудить будущее Марокко, однако реакция британцев оказалась замедленной. 22 февраля 1902 года Экардштейн видел Чемберлена и Поля Камбона, идущих вместе в биллиардную Мальборо-Хаус, где они оживленно разговаривали в течение двадцати восьми минут. Расслышать удалось только слова «Марокко» и «Египет». Его сообщение в Берлин обеспокоило Бюлова, и тот обратился к мнению послов, которые подтвердили мнение, что менее вероятным, чем англо-французское соглашение, является разве что англо-русское. Нельзя сказать, что мнение было необоснованным, поскольку переговоры двигались очень медленно. Король считал своим долгом «держать такую возможность перед глазами министров», стараться ослабить личным тактом предрассудки, отдалявшие два народа, – тем самым создавая атмосферу, в которой переговорщики могли чувствовать себя свободнее. Контраст с поведением его племянника в 1898–1901 годах едва ли мог быть очевиднее. Но до соглашения было еще далеко. Следовало урегулировать такие деликатные вопросы, как может ли лобстер считаться рыбой, и Бюлов заверил своих коллег, что «перед лицом этих мелких местных трудностей мы не можем быть достаточно хладнокровными». (Wir können die Dinge meo voto gar nicht pomading genug nehmen.)

Только хладнокровие и невозмутимость были недоступны для Вильгельма. Он попытался посеять подозрительность, напомнив французскому военному атташе о Фашоде и предсказав (правильно) политическое исчезновение Чемберлена. «Настанет день, когда наполеоновская идея будет подхвачена снова – континентальная блокада. Он хотел навязать ее силой; в нашем случае она будет основана на общих интересах, которые мы должны защищать». Он написал царю, что крымская комбинация снова реформируется для противодействия интересам России на Востоке – «демократические страны, управляемые парламентским большинством против имперских монархий». Проводя смотр войск в Ганновере, он припомнил, как немцы спасли британцев от поражения при Ватерлоо. Подобные попытки играть роль Бисмарка, которые велись без намека на какой-то последовательный план, определенно сеяли недоверие, но скорее недоверие к их автору, чем народов друг к другу. Нельзя требовать от Вильгельма многого – он испытывал сильное недомогание. Больное ухо дало о себе знать весной, а осенью у него появилось новообразование в горле, что, учитывая судьбу его отца, не могло не быть пугающим. Кайзер вел себя тихо и даже Доне запретил говорить об операции, пока она не окончилась. Он также приказал, чтобы, если образование окажется злокачественным (что не подтвердилось), ему немедленно сообщили.

В феврале 1904 года началась Русско-японская война. Поскольку Франция была союзницей одной из воюющих сторон, а Британия – другой, немцы надеялись, что это не позволит сформироваться Антанте. Но опасность была настолько очевидной, что необходимо было принять меры предосторожности, и в апреле было объявлено о подписании трех соглашений. Кроме сделки по рыбному промыслу в Ньюфаундленде с Западной Африкой, Сиамом, Мадагаскаром и Новыми Гебридами, они включали обещание, что Франция поможет Британии поддержать статус-кво в Египте, а Британия сделает то же самое для Франции в Марокко. Секретные положения, о которых, разумеется, стало известно в Берлине, и, возможно, общий смысл, заверяли во взаимной поддержке, если возникнет необходимость политических изменений в обоих африканских государствах. Соглашения стали плодом искреннего желания обоих народов устранить причины трения между ними и не предусматривали никаких других обязательств, кроме указанных в текстах. Однако, как впоследствии отметила британская государственная газета, «там, где правительство страны сталкивается с внешними трудностями из-за противодействия другой страны по вопросу национальных прав или претензий… невозможно переоценить важность твердо установленной и имеющей широкий фундамент системы дружеского общения с теми странами, положение которых позволит им бросить свой вес на чащу весов и изменить баланс сил». Возможно, Антанта не была направлена непосредственно против Германии, но возможность возникновения трудностей с Германией не могла не присутствовать в умах тех, кто вел переговоры. Осенью 1902 года Первый лорд адмиралтейства сказал коллегам следующее: «Чем тщательнее изучается состав нового германского флота, тем яснее становится, что он предназначен для возможного конфликта с британским флотом. Он не может предназначаться для главной роли в будущей войне между Германией, Францией и Россией. Исход такой войны могут решить только армии на суше. А огромные расходы на флот, на которые пошла Германия, подразумевают намеренное уменьшение военной мощи, которой Германии могла бы достичь в отношении Франции и России».

В 1902 году британские военные и флотские лидеры решили, что наиболее вероятным противником в будущей войне станет Германия. Многочисленные обсуждения привели к созданию в мае 1904 года характерной для Британии организации –