перемещаются по всему болоту, — негромко говаривала наёмница. — Территорию они не защищают, но при встрече нужно отойти на десяток шагов. Как можно медленней и без резких движений. Не оборачиваясь спиною.

Вода в мелкой речушке переливалась через серые с жёлтым отливом камни.

— Линдвормы стаями держатся. Куда пойдёт один, туда двинуться и прочие. Резких звуков и движений они не терпят.

— Это тебе Мик рассказал?

— Селяне Гратцу.

Трава, невысокая, но какая-то необыкновенно зелёная и густая. Из-за неё совсем не было видно сучьев. Один лишь орешник, да редкие кусты вокруг. Да серые стволы.

Это плохо.

Кроны сосен давали тень.

… И взобраться на них не представлялось возможным.

В какой-то момент Эль начала делать зарубины на коре и ломать молодые сучья. Зажимать их в кулак, чтобы хруст не звучал слишком громко.

Где-то через час я чуть успокоился. Привык. Картина не менялась. И даже солнце отсюда толком не было видно. Русло ушло налево, а мы продолжили движенье по прямой. Журчание совсем затихло. Но воздух вовсе не сделался суше. Даже напротив.

Мы прошли ещё немного.

И остановились.

Это была… очень… странная картина.

Пространство ровной зелени. Сосны и берёзки здесь росли очень низкими. Зато лохматый мох проглядывал необычайно яркими, пышными пятнами… между которыми были заметны кочки. Отовсюду, куда ни брось здесь взгляд, выглядывала очень высокая и белёсая, но ломкая осока.

Трепещущие и молодые листки берёзок в моих глазах сливались с этим странным ковром. И сверху, и снизу, если не приглядываться, всё было одинаково. И только серые и белые, в чёрных пятнах, стволы полосками мостили горизонт. Некоторые казались чуть потоньше, а другие как будто стояли несколько ближе.

Мы неспешно шли. А эти полосы словно менялись местами. Они скрывались и появлялись вновь.

Так что невозможно было сказать, сколько идти до каждой из них. Сколько мы вообще уже прошли.

Здесь тихо было.

Светло.

И воздух казался каким-то необычайно приятный.

Прогалина попалась. Вся в белых цветах.

Наёмница присела. Уткнув тупой конец копья в зелёный ковёр, она чуть надавила. Шипенье. Без сопротивленья древко легко вошло на пару её ладоней. Проступила тёмная влага.

Чистая, почти сверкающая влага.

— Как ты думаешь, вепри… сюда заходят?

— Навряд ли.

Вытащив древко, девушка отбросила прядь. Она обнаружила лужу всего в паре шагов и неловко переступила.

Очень небольшая, тёмная гладь с овальными краями легко проглотила два с половиной локтя дерева.

— А линдвормы?

Эль лишь глянула.

Без слов узнав выраженье, я предпочёл умолкнуть.

Оглянулся и обнаружил, что прошли мы совсем немного.

Чуть посомневавшись наёмница сняла очень быстро тяжелеющую накидку. Скатала и завязала плотную ткань вокруг пояса.

Подтянув лохматую ветку, она обломила. Но, подумав немного, поддела торчащий валежник. Тот врос, так что вытягивался теперь вместе с лохмотьями ковра, клоками желтоватого дёрна.

Чуть пряный, приятный запах разошёлся.

«Ум-Г-Г-Г-Г».

Тихий звук.

Мы замерли.

И постарались оглядеться.

Одна лишь яркая зелень и ровные стволы. Очень «чистые». Каких в лесу никогда не бывает. От них рябило в глазах.

«УМ-М-пф… Г-Г-Г-Г-Г- Г-А-ААААААА-Шшш-ш-ш!»

Не столько услышал я, сколько почувствовал, как вздрогнул воздух. Очень долгий и необыкновенно «глубокий» звук словно шёл из-под земли. Он поднялся по костям.

— Топи в миле от нас, — едва различимо проговорила Эль. — Мне рассказывали, что иногда болота «ревут».

— А… ты уверена?

XXII

Мы продвигались очень медленно. Под постоянное чваканье и шипенье. Редкие, но гулкие перекаты как будто доносились из-под земли. Или воды.

Время уже перевалило за полдень, а мы так и не смогли обнаружить никаких следов чего-то живого.

Лишь слепящая бескрайняя зелень. Белёсые стволы и перекаты.

Хотелось есть.

В какой-то момент я оглянулся. Понял, почему наёмница перестала отмечать дорогу: за нами тянулись темно-зелёные, заполненные водою полосы.

Озёра начали встречаться. Со сглаженными краями, вдали они отражали ярко-голубое небо… а вблизи казались совершенно чёрными.

— Не лезь, — предупредила девушка.

В слепящей, сливающейся зелени без заметных ориентиров я то и дело терял её.

И вдруг Эль оказалась совсем рядом. Буквально в паре шагов. Я вздрогнул. И невольно попятился.

— П-почему?

— Не заросло, а значит, глубокое, — указала она на лужу.

Если присмотреться, штанины наёмницы вымокли лишь по колено. В то время как я очень часто утопал вплоть до пояса. Я продвигался по прямой, в то время как тёмно-зелёная дорожка девушки петляла от кочки к кочке и не уходила далеко от тощих деревьев.

Продираясь, поднимая тяжёлые ноги, я попытался двинуться к Эль — и сразу, сразу снова провалился. В сапогах стало сыро.

Тёплая вода и увязающие ноги — раз я уже ощущал подобное… Лучше было об этом не думать.

Поправив съехавшую шляпу, я сорвал белый цветок — протянул его девушке. Улыбнулся, немного неловко.

Часто заморгал, так как солнце слепило.

Эль моя фиалка (или что-то другое) не впечатлила:

— Ты что-то видишь?

— Там… там вроде бы что-то жёлтое, — указал я в направлении поваленной сосны.

— Значит, туда и пойдём, — ответила девушка… — И не беги так.

Стыдно признавать, но замечание порадовало. В неподходящих обстоятельствах мы теперь находились, но оно порадовало.

«Чем-то жёлтым» оказался… камень. Он лежал на небольшой возвышенности. В осоке, такой же тощей и ломкой, как и прочая. Пригнув зелень, я рассмотрел получше… ничего особенного. Самый простой, валун отличался разве необыкновенно ярким цветом. Несколько камней помельче лежали под ним, но эти ничем особенным не выделялись.

Взяв один, я покрутил в его в руках: гладкий… Речной должно быть… Плитняк.

— Пошли отсюда.

Голос Эль изменился. Я далеко не сразу это понял, но он изменился. И довольно сильно.

Куда она смотрела?

Там… ничего не было. Лишь зелень и берёзы. Некоторые покосились.

«УМ-М-м-г-х-х!» — дрогнул воздух.

Подо мхом заходили невидимые глазу пласты.

— Ме-д-ленно, — проговорила наёмница сквозь плотно сжатые губы. — Положи камень на место.

Голос её гудел и звенел. Хотя никаких, абсолютно никаких изменений в пейзаже я не заметил… Быть может, мох здесь смотрелся каким-то особенно ярким. Переливался несколькими оттенками, как лоскутное одеяло. И отдельные, позеленевшие и вросшие, валуны острыми краями рвали ковёр.

Необыкновенно резко и неприятно почти над ухом прострекотало какое-то насекомое.

Я вновь взглянул на камень.

И на пейзаж. Берёзка как будто стояла теперь… чуть левее… Нет. Это кочка сдвинулась. Она неспешно, очень неспешно двигалась к краю большой чёрной лужи. Вода зашипела и запузырилась. Пласт