Около четырёхсот лет назад, примерно сотня лет перед мировой войной, Элайлион сражался с терибилисом на одиноком острове в океане. От одного шага Элайлиона в земле образовалась глубокая яма. От одного удара его могучего кулака появлялся провал.

Терибилис не уступает. Его глаза пронзают самые тёмные воды. Его длинные клешни, выскакивающие изо рта, способны рассечь сотни жизней за раз. Его тонкое и длинное тело может обернуть собой гору.

Битва их была столь масштабна, и страшна, что остров был почти полностью разрушен. Остров, наполненный жизнью, где жили разумные, оказался пуст — одни лишь руины напоминали о них.

Идя по этим руинам, сердце Элайлиона разрывалось от случившейся трагедии. Готовый спасти выживших, он нашёл только одного.

Только одну ламию. Маленькую и беспомощную. Умершею, если бы не Элайлион.

Найдя, он отнёс её к себе домой, дабы выходить. Потом узнал он, что зовут её Амита.

И разглядел он в ней талант необычайной силы.

Для начала, используя магию, он сделал её больше, после чего стал её учителем. Помог возвыситься до необычайных высот, каких не достичь обычным смертным.

— Сделал больше? — прервала историю Анаэль.

Две ламии, муж и жена, уже донесли ящичек к центру поляны под дерево и положили на землю.

— … Что? — недоумённо посмотрела мать на свою дочь.

— Так возможно сделать? Увеличиться?

— … Я уже рассказывала тебе эту историю, но тогда ты почему-то мне этот вопрос не задавала.

— Наверно, просто не слушала, — невозмутимо ответила Анаэль.

Все трое — муж, его жена и Лин, — недоумённо смотрели на ламию.

— Эмм… Судя по этой истории, можно. Правда только с помощью Богов, либо очень могущественных магов.

— Ммм… — призадумалась Анаэль, задрав голову

— … В общем, — продолжила мать Анаэль, — Через некоторое время эта ламия влюбится в Элайлиона. Однако…

— Но он ведь использовал магию? — снова перебила ламия, — Если он не использовал Светлую, Тёмную, Арвандилову и ещё какую-нибудь особенную магию, то я смогу её изучить?

В то время Анаэль была сильно заинтересована в магии. Оно и не удивительно, все в этом мире мечтают стать магами, даже самыми слабыми. Но магию может изучить не каждый.

По достижению пятнадцати лет каждого ребёнка проверяют на возможность использовать магию. Проверяют, есть ли в нём сосуд. И если он есть, то ребёнка в обязательном порядке отправляют в академии магии, ведь «Каждый маг должен научиться повиливать своей силой, дабы в будущем использовать её на благо мира и всех разумных в нём».

Правда, Лин не была уверена, что фантазии Анаэль сбудутся… Однако надеялась, что хотя бы часть из них окажутся правдой.

— Анаэль, — строго посмотрел отец на свою дочку, — Не перебивай говорящих.

Столь злой голос ну никак не вязался со столь доброй внешностью.

— Ой, — отвела взгляд ламия, — Пап, прости…

Отец кивнул… улыбаясь. Радуясь любознательности своей дочурки. Анаэль этого не заметила, зато увидела мать, отчего также улыбнулись. Лин же задавалась вопросом:

«Чего они улыбаются?»

— Я продолжу, — сказала мать, — Через некоторое время эта ламия влюбится в Элайлиона. Однако он отверг Амиту, вместо этого взяв себе в жёны Богиню Эврифему.

Ламия грустно вздохнула и добавила:

— И это грустно… — опустив голову.

— … Амау? (Дальше?)

— Говорят, Эврифема и Элайлион признались друг другу под сердечным деревом, после чего повенчались. На фоне неудачи Амиты и многих других девушек это выглядело как чудо. После этого появилось и поверье, якобы сердечное дерево позволило Эврифеме быть с Элайлионом.

— … А… Аума… (А… Понятно…)

— Теперь все признаются именно под этим деревом. На удачу.

— … Уму?

— Плюс ко всему, после гибели Эврифемы, Элайлион нарёк это дерево священным и наказал охранять. Что примечательно, если попытаться вырастить из семян вон тех фруктов дерево, — указала мама на фрукты гутто на дереве, — То вырастит лишь кустик с единственным фруктом. Как позже выяснилось, это дерево может вырасти лишь с благословением. Потому многие начали молиться под этими деревьями, считая, что так богиня Эврифема услышат их и поможет. Благословит. Поэтому вокруг них начали создавать величественные храмы. Даже сейчас к ним ходят множество паломников и праведников.

— А ещё, — неожиданно вмешался отец Анаэль, повернувшись к дочурке, — Если вдруг ты в походе или даже заблудилась, то разбивать ночлег лучше всего под этим деревом. Большинство живых ненавидят запах сердечного дерева настолько сильно, что даже не подходят к нему. Поняла, Анаэль?

— Да! — кивнула белая ламия.

Улыбнувшись, отец кивнул.

«А… Почему тогда она рассказала историю про Амиту?» — не совсем поняла Лин.

Зачем, если на самом деле нужно было рассказывать об Эврифеме? Это же она стала его женой? Можно было просто обойтись словами «Когда-то Элайлион и Эврифема признались друг другу под этим деревом. Так и появилось это поверье».

«Зачем Амита в этой истории?»

— Когда Эврифема и Элайлион повенчались, уже шла мировая война. И в самом её конце произошла та раковая битва.

И мама начала долго рассказывать о ней. О том, как шло сражение. О том, как проявила себя в нём Амита. Как доблестно сражалась она с врагами. И как в конце её серьёзно ранили.

И после этого, Лин начала понимать:

«Возможно… Маме Анаэль просто очень нравится Амита?»

— Тогда умирающая Амита прошла сквозь бурю битвы прямиком к Элайлиону. Она прекрасно понимала приближение конца и пришла прощаться.

'Я прошла сквозь битву, преодолевая боль и страдание, чтобы достичь тебя, мой учитель, мой спаситель. И пусть эти слова станут моим прощальным поклоном для тебя.

Ты, кто подарил мне возможность взлететь выше. Кто пролил свет в мою душу и наполнил мои мечты. Я отдала тебе своё сердце и ты сам знаешь — оно принадлежит лишь тебе.

Но жизнь, неумолимая и загадочная, не даёт мне познать твоей любви. И ты обретаешь свою судьбу в объятиях Богини Эврифемы. Я смотрю на вас, двоих, и вижу источник радости, но в моём сердце остаётся лишь невыносимая тоска.

Элайлион, мой свет во тьме, моя надежда в безысходности. Пусть мои последние слова проникнут в твоё сердце и оставят в нём память. Пусть душа моя опустится к самому низу, а любовь останется с тобой.

Пусть смерть моя станет символом нашей вечной связи, и когда ты взглянешь на звёздное небо, вспомни обо мне, об Амите, которая всегда