Лицо тоже было обветренным, слегка даже воспаленным, а прямые непослушные пряди мягких каштановых волос спереди и на висках выгорели и стали совсем светлыми. Брови и ресницы тоже выгорели. Из-под них немного настороженно, пожалуй, даже сурово, смотрели синие, холодные, как льдинки, глаза.

Впрочем, льдинки они были только для нас, чужих, а когда устремлялись на мужа, в них тотчас же загорались теплые огоньки.

Зинаида Тихоновна сразу же осведомилась, где работает Володя, давно ли они поженились, есть ли у них родители.

Володя назвал один из крупных машиностроительных заводов Челябинска. Оказывается, он только в прошлом году окончил институт в Москве и получил назначение на Урал. Поженились совсем недавно. Из родных у него только мать, она живет в Москве, к ней они и едут сейчас. А Надя воспитывалась в детском доме, ее родители погибли во время Отечественной войны.

Пока он рассказывал, Надя молчала. Она уже успела уложить чемоданы, застелила постели и, взяв мыло и полотенце, вышла из купе. За ней вскоре вышел и Владимир. И тогда Зинаида Тихоновна снова дала волю своему языку.

— Не пара, вот уж не пара, — говорила она. — Воображаю, каково будет матери, когда сын приведет в дом такое сокровище! Он — инженер, красивый, интеллигентный, а она бог знает кто. И совсем, совсем некрасивая. А руки? Вы видели ее руки?..

Я ничего не успела ответить. В дверях стояла Надя с полотенцем в руках. На запястьях ее обветренных рук блестели капли воды. Синие глаза смотрели по-прежнему спокойно и холодновато. Зинаида Тихоновна заегозила:

— А мы о руках говорили… Знаете, Надюша, женщина должна их беречь и холить. Впрочем, не только руки. Лицо тоже. Ничто так не разрушает кожу, как солнце. Наконец-то мы это поняли. Загар нынче не в моде. Вы заметили, даже из Сочи дамы приезжают незагоревшие?

В купе вошел Володя, он с интересом прислушался к разговору. Его внимание как бы пришпорило Зинаиду Тихоновну.

— Если хотите, — совсем по-дружески обратилась она к Наде, — я с удовольствием дам вам несколько добрых советов. Для лица, например, можно использовать огуречные маски. Или лучше — земляничные. Да, да! Растереть свежую землянику и ватным тампоном нанести эту массу на лицо…

— Благодарю вас, — вежливо, но сухо сказала Надя. — Это не для меня.

— Почему же, Надюшка? — громко рассмеялся Володя. — Вот бы на комсомольской стройке тебя в такой маске увидели!.. Она ведь у меня слесарь-монтажница, — доверительно и с гордостью сообщил он. — И знаете, в какой бригаде работает?

Бригаду, которую назвал Володя, знал весь Челябинск. О ней не раз писала газета. На минуту мне показалось, что и лицо Нади я уже где-то видела. Может быть, в газете был ее портрет?

…Ночью я проснулась от того, что рядом кто-то плакал. А может быть, мне это показалось? Надо мной аппетитно похрапывала Зинаида Тихоновна. (Укладываясь спать, она осведомилась: «Из вас никто храпеть не будет? А то я сразу проснусь и уже не смогу больше глаз сомкнуть»). Напротив, заботливо укутанный легким одеялом, спокойно и глубоко дышал Володя. Надя?.. Да нет, я, должно быть, ошиблась. Надя тоже спала.

Скорый мчался сквозь ночь. Мелькали огни станций и полустанков, мерно стучали колеса.

И вдруг сквозь мерный стук снова послышались сдавленные рыдания. А немного погодя Надя тихонько спустилась вниз, бесшумно открыла дверь, запертую «на собаку», и выскользнула из купе.

Какое горе несла в своем сердце эта, похожая на девочку-подростка женщина?

Я оделась и тоже вышла из купе. Надя в легком цветном халатике стояла у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу. Не отрываясь от стекла, она прошептала:

— Я разбудила вас. Простите, пожалуйста.

Вместо ответа, я обняла ее за плечи и несколько минут мы постояли молча, прислушиваясь к стуку колес. Потом Надя подняла голову, и в глазах ее я уже не увидела слез. Тихо и печально, как бы продолжая давно начатый разговор, она сказала:

— Я и сама знаю, что некрасивая и не пара Володе, только что же я могла поделать?..

Так вот оно что! Значит, причина слез — пошлая и бестактная болтовня Зинаиды Тихоновны. А мне-то показалось, что Надя и внимания на нее не обратила.

— Не хотела я за него замуж идти и не собиралась вовсе, — продолжала она, — а вот так вышло…

В эту ночь я узнала историю Надиной любви — большой, чистой и светлой.

В детдомовской семье у Нади было немало подруг. Но самыми близкими ее друзьями всегда были мальчишки. Она верховодила ими сначала в пионерском звене, потом в отряде, потом в пионерской дружине. Вместе с ними ходила в походы и могла состязаться с любым из них в ловкости и выносливости. Лучше всех пробегала стометровку, отважно мчалась на лыжах с горы, была непременной участницей самых отчаянных мальчишеских затей. И когда ее друзья прямо из школы пошли в ремесленное училище, в группу слесарей-монтажников, Надя и тут не захотела отставать от них. После окончания училища многие из его выпускников попали на ударную комсомольскую стройку. Наде особенно повезло: ее зачислили в ту самую бригаду, слава о которой гремела еще во время строительства комсомольской домны в Челябинске.

В бригаде она была единственной девушкой. Ребята относились к ней бережно, по-товарищески, а бригадир — невысокий крепыш с широким обветренным лицом — звал ее дочкой и своей правой рукой, потому что Надю вскоре избрали комсомольским групоргом.

На стройке Надя и познакомилась с Владимиром Дашевским. Молодому инженеру предстояло работать в новом цехе, который сооружали строители. Поэтому он часто бывал на монтажной площадке, знал по именам многих ребят — товарищей Нади, а ее шутливо называл Ласточкой. Однажды совсем неожиданно для Нади он сказал:

— Сегодня вечер во Дворце культуры. У меня два билета. Пойдемте вместе, Ласточка!

Надя вспыхнула до корней волос и… согласилась.

Вечером, в общежитии, она надела свое самое лучшее платье — синее в белый горошек с большим белым воротником, белые туфли-лодочки непривычно долго и впервые с огорчением рассматривала в зеркале свое покрасневшее от ветра и солнца лицо, выгоревшие волосы.

Володя встретил ее у Дворца культуры.

— Какая ты красивая, Надюша! — сказал он.

Сказал так искренне, что глаза девушки загорелись счастливыми огоньками, и она еще больше похорошела.

Ну, кто же мог подумать, что их первый, такой хороший и ласковый вечер закончится несчастьем!

После концерта Володя пошел провожать Надю. До ее общежития оставалось метров триста, не больше, когда на пустыре их догнали трое парней.

— Который час? — спросил один из них.

Володя поднес к глазам циферблат ручных часов:

— Уже поздно, половина первого…

В это время