— Мам, а вы там у себя в Совете ещё не решили, что делать, если вдруг…

— Маша, где это — «у себя»? Меня только пригласили на заседание и пока ничего не предлагали! Во всяком случае, официально.

— Ну, это дело времени, — снисходительно замечает Соня, натягивая шапочку и ненавязчиво оттесняя сестрицу от зеркала в гардеробной. — Раз уж ТирР сказала, что тебя пригласят независимым консультантом, а ей сообщил дон Куадро, а тому проговорился дядя Аркаша…

— А дядя Аркадий сам в Совете и всё знает! — подхватывает Машутка. — А раз Совет решил… Мам, ты же не откажешься, нет?

Она вдруг испуганно замолкает. Ой, неспроста такие переживания! Что-то опять мои девицы замыслили.

— Куда ж я денусь? — говорю обречённо. — Я же обещала. У наших детсадовцев должна быть своя рука в Совете. Да не переживай, там и без меня их защитников хватает!

— Ага, ага, а вот что делать, если кого-то из детёнышей хотят усыновить? Они ещё не решали, а нам уже сейчас надо знать…

Соня делает страшные глаза, Маха, стушевавшись, пытается прошмыгнуть мимо меня к выходу, но я перехватываю её за плечо.

— Мам, да взяла я перчатки, взяла! — делает та невинные глазки.

— Ты мне зубы не заговаривай, — говорю строго. Мне всё ещё удаётся командирский тон, хоть и с трудом: попав в родной для себя мир и взявшись интенсивно расти, девчонки обогнали меня уже на полголовы. В папу уродились, ёшкин кот! Попробуй тут, покомандуй, задирая голову… — Кто кого собирается усыновить и почему это так важно, что может потребоваться решение Совета?

— Ой, мам…

Соня выпархивает из гардеробной, на ходу закидывая на плечо рюкзачок. Явно раздосадована.

— Да ничего ещё не решено, Машка, как обычно, ставит дракона позади телеги. Просто кое-кому так понравился Горик, что… Давай, в самом деле, вечером поговорим, а не сейчас, на ходу. Там папа заждался, мёрзнет.

Обычно перед совместным выездом Мага ожидает нас на улице, у экипажа. Объясняет свой маневр нелюбовью к бездельному торчанию в доме, когда он уже одет, а барышни, сообразно своей природе, всё ещё вертятся у зеркала и прихорашиваются. А ему, видите ли, жарко. На самом деле, подозреваю, что время наших сборов он использует, проявляя бдительность, высматривая, нет ли чего и кого подозрительного на улице, а заодно и накладывая защитные плетения на карету. С пунктиком некромантов касательно безопасности нет смысла бороться, да и не стоит. Конечно, Тардисбург — город мирный, но…

За себя-то я спокойна. Магино защитное кольцо не единожды доказало свою надёжность. А вот из-за дочек всё время дёргаюсь. Мало ли, при их беспечности… Или это тоже паранойя?

В общем, дочкина отмазка вполне ясна: «Папа заждался, и ты, мам, нас не трогай, пока, во всяком случае. Ну, сболтнула Машка лишнего, с кем не бывает, но не хотим мы сейчас об этом разговоры разговаривать…»

— Хорошо. Вечером обсудим, — многозначительно выдаю вслед удаляющимся спинам.

А когда дверь за ними захлопывается, поворачиваюсь к Дорогуше:

— Ты что-нибудь знаешь?

Домовой лишь вздыхает, выразительно опустив глаза. Ясно. Сейчас примется шантажировать.

— А покушать сперва, хозяюшка? У тебя режим! А у нас нынче на завтрак пирог с капустой и свежая земляничка, а на второй завтрак…

— Хватит пока и одного, — бурчу, направляясь к столу. Впрочем, долго разыгрывать обиженную не удаётся: Дорогушины «утрешние» пироги — это шедевр. Удивительно, что на мою долю что-то осталось, со здоровым-то аппетитом дочурок! А вот я нынче к завтраку не успела: проспала, видите ли. Сплю в последнее время, как сурок. И беременность влияет — уставать я стала больше — и ощущение, что моя мохнатая топтыжная ипостась как-то своей зимней дремотой делится… В общем, все выездные дела, запланированные на первую половину дня, я перенесла на час-полтора позже.

Домовой охотно наливает чаю и себе. Сажает на стол пару белых мышат, оделяя куском пирога. Подозреваю, он сам не в курсе, сколько добровольных помощников осталось у него в карманах, а скольких вернул Тим-Тиму: он каждый раз подкармливает всё новых и новых. Ох, и расползутся они скоро по соседям! Тардисбург — город большой…

— Так что там с Гориком? — напоминаю после второй чашки.

Горик — это церберок-дедсадовец. Буквально на днях огорошил всех проснувшейся способностью пыхать огнём, за что, хоть и не Змей, был прозван Горынычем. Трёхголовый всё-таки! Именем своим возгордился сразу и, начитавшись — вернее сказать, наслушавшись — сказок, повадился на досуге «похищать» Иду, маленькую Горгону, и прятать в чуланчике, как в пещере. Мантикорыши, изображая названых братьев-богатырей, пленницу освобождали, а потом шло замирение и пир с обязательным загадочным «мёд-пивом», которым с удовольствием снабжали малышей Ксюша и Дюша. Пивом там, конечно, не пахло, лишь цветочным мёдом, но каким!