Шрифт:
Закладка:
– Если нам не удастся увидеться больше, Мари, то я непременно напишу вам, – пообещала я вместо ответа. – Присматривайте за братьями.
И, отведя взгляд, я торопливо прошла мимо полицейского в коридор, а после спустилась на улицу и села в экипаж.
Это была не простая полицейская карета, а с отсеком для перевозки задержанных. Именно туда и поместили Стенина, а меня, подав руку, пригласили сесть в кабину. Напротив меня расположились двое полицейских; еще трое, как успела я отметить, остались в доме.
Мы не доехали и до ближайшего перекрестка, когда я вдруг заметила во встречном потоке сперва белую лошадь – очень знакомую мне, а после и всадника на ней. Это был Алекс.
Глава сорок первая
В следующее мгновение и Алекс увидел меня, посуровел лицом и тотчас бросился наперерез полицейской карете.
– Позвольте, господа, по какому праву вы удерживаете эту даму?! – рывком открывая дверцу кареты, вскричал он. – Куда вы ее везете?
– Алекс, Алекс, все хорошо, я уверяю вас! – Больше всего я была рада сейчас, что он жив и здоров, и попыталась все уладить: – Скажите лучше вы, почему вы не в Березовом?
Тот замялся на мгновение, бросив взгляд на полицейских, и ответил:
– У меня… срочное дело. К Мари. Мне нужно с нею поговорить.
Однако вопреки слову «срочное» Алекс стоял, открыв дверь экипажа, задерживая и нас, и движение на Пречистенке. А когда, не слушая возражений и даже запретов полицейских, Алекс вовсе бросил свою белую лошадь и сел рядом со мной, мне стало как-то не по себе. Если он так торопится к Мари, то отчего задерживается возле меня? Что, если он и был подозреваемым Якимова? Что, если он его и убил?
Только присутствие рядом полицейских позволяло мне держать себя в руках.
Разнервничавшись, я не обратила внимания, что дверь справа от меня открылась – я думала, еще один из полицейских вошел, чтобы добром уговорить Алекса нас оставить. Но младший Курбатов вдруг вскинул брови и сказал:
– Лев Кириллыч?! Утро доброе… я отчего-то думал, что вы давно в Петербурге.
Не поверив еще в услышанное, я резко обернулась и не сдержала короткого вскрика, когда увидела сидящего рядом с собой Якимова. Вполне живого и невредимого.
Он, отметив такую мою реакцию, довольно хмыкнул. Алекса он будто вовсе не заметил, а мне сказал:
– Здравствуйте, мадемуазель Тальянова. Не ожидали? Увы, пришлось пойти на эти меры, потому как вы и ваш жених стали слишком много внимания уделять моей персоне.
Я в ужасе попыталась отпрянуть от того, кого полагала мертвым, но он не дал мне этого сделать, цепко ухватив за руку. И тотчас на моем запястье защелкнулся металлический браслет, неприятно холодя кожу. И на другом запястье тоже. На меня надели наручники, а я сидела, испытывая животный ужас, и не понимала, что происходит.
– Лев Кириллыч, что вы себе позволяете?… – ошарашенно спросил Алекс, проследив за его манипуляциями, а я все еще не могла вымолвить ни слова.
Сказано это было с вызовом, так что Якимову пришлось перевести на него ленивый взгляд.
– Господин Курбатов, – сказал он, будто и не слышал вопроса, – не в добрый час вы забрались в этот экипаж. К сожалению, отпустить вас мы уже не сможем. Отдайте оружие, если оно у вас есть.
При этих словах один из полицейских – точнее, людей, которых я прежде считала полицейскими, – вынул револьвер и направил его дуло на Алекса. Тот резко побледнел, как завороженный уставившись на оружие, замешкался на мгновение, а потом медленно начал вставать с сиденья.
– Револьвер у меня в заднем кармане брюк… я сейчас его отдам, – покорно ответил он.
Однако, поднявшись во весь рост, вдруг резко подался вперед, пытаясь перехватить руку полицейского с револьвером.
– Лиди, бегите! – успел выкрикнуть Алекс и вцепился в направленный на него револьвер, но на помощь товарищу уже бросился второй, выворачивая Алексу руку.
Завязалась драка, а после раздался выстрел, защищаясь от которого, я машинально закрыла лицо руками. О побеге я и не думала – да и не вышло бы у меня ничего со скованными руками.
А когда я отняла ладони, у своих ног увидела безжизненного Алекса, лежащего лицом вниз.
– Герой… – надменно скривился над ним Якимов.
Потом все же, встав на одно колено, он проверил у того пульс, но мне о результатах, разумеется, сообщать не думал.
– Он жив?… – спросила тогда я.
Якимов, однако, вместо ответа снова схватил меня за плечо, еще грубее, чем прежде, и дернул, притягивая к себе:
– А что, если нет? Что, если мальчишку убили? Из-за вас! Много у вас еще защитников?
Он сказал это мне в лицо очень тихо, но так, что я холодела от его интонаций и взгляда. Якимов как будто ненавидел – лично меня ненавидел за что-то.
Тем временем на полу кареты зашевелился Алекс. Он был жив, слава богу, хотя белокурые волосы на его затылке сделались рыжими, пропитавшись кровью – кажется, один из лжеполицейских приложил его рукоятью револьвера во время драки. Но он был жив. Руки Алекса сцепили за спиной наручниками и, все еще не пришедшего в себя, тоже усадили на скамейку.
Господи… во что же я его втянула. И его и себя.
К слову, случилось все очень быстро – карета еще стояла посреди Пречистенки, а недалеко нервно трясла гривой белая лошадь Алекса. Впрочем, Якимов уже приказал кучеру трогать.
О том, чтобы хоть попытаться выскочить из кареты сейчас, не шло и речи – я не могла бросить Алекса здесь. Все, на что я была способна, так это думать, что делать, и пытаться понять, куда нас с Алексом везут. Однако последнее, что я отметила, – то, как мы миновали Зубовский бульвар и выехали на Большую Царицынскую, а после Якимов велел задернуть шторы поплотнее. Видимо, чтобы лишить меня возможности видеть дорогу.
И думать у меня не выходило – тот же Якимов донимал короткими репликами и комментариями. Должно быть, как раз для того, чтобы я не могла сосредоточиться.
Но ехали мы недолго. Карета остановилась, один из «полицейских» спрыгнул и подал мне руку, заставляя спуститься на вскопанную землю. Несмело выглянув из кареты, я отметила, что здесь недалеко ведутся строительные работы: груда камней, мраморные плиты и