Глава сороковая

К половине восьмого я, как обычно, была готова начать новый день. Детей будили позже, поэтому я никак не ожидала их увидеть, но, выйдя в общий коридор, застала Мари, закрывающую за собою дверь библиотеки. Одно то, что она не сбежала вчера в Березовое, уже было хорошо, но я совершенно не знала, как вести себя с нею после вчерашнего и к чему готовиться.

И она меня тотчас заметила. Тоже замешкалась, а потом, прижимая к себе взятую книжку, присела в книксене:

– Bonjour, мадемуазель Тальянова.

– Bonjour, Мари, – отозвалась я, осторожно приближаясь.

Уходить она не торопилась, но смотрела в пол и переминалась с ноги на ногу. И, не поднимая глаз, вдруг выпалила на одном дыхании:

– Мадемуазель Тальянова, простите меня за вчерашнее… я вовсе не ненавижу вас – это я в сердцах сказала.

И потом только она подняла на меня робкий взгляд.

Столь неожиданно для меня было слышать слова извинения от Мари, что я не сразу нашлась что ответить. Но постаралась быть искренней:

– Мари, мне очень жаль, что не удалось поехать в Березовое, но, поверьте, для этого есть причины.

Взгляд ее сделался настороженным – кажется, Мари силилась разгадать, что скрываю я за этими словами.

– Вы очень странная гувернантка, – произнесла она наконец с сомнением. – Иногда я вас совсем не понимаю. Но это уже не важно – важно, что в Березовое я не попаду и, судя по всему, Алекс женится на мадемуазель Волошиной. Но, знаете, я проснулась сегодня и поняла, что, кажется, меня это совсем не трогает. – Она отвела взгляд, и я отметила, как судорожно она вцепилась пальцами в книгу, будто пытаясь удержаться. Но говорила с прежней же уверенностью: – Может, я и не влюблена вовсе в Алекса, а просто по-детски приревновала хорошего друга.

Если честно, последних слов Мари я почти не слышала, потому что моим вниманием целиком завладела книга, что была у нее в руках. А точнее, ее бордовая обложка. Но, делая над собой усилие, я перевела взгляд с обложки на лицо Мари и мыслями вернулась к ней.

Все же девочка выросла. Человек перестает быть ребенком, когда совершает поступки – самостоятельные, продиктованные лишь его волей. Однако взрослым этот человек становится, только когда начинает нести за эти поступки ответственность. Вспылить, наговорить гадостей может каждый – увы, но даже самый мудрый и деликатный человек от этого не застрахован. И осознать, что был не прав, тоже может практически любой индивид. А вот найти в себе силы подойти и извиниться – для этого действительно нужно быть взрослым.

Не удержавшись, я сделала еще один шаг к Мари и несколько неловко обняла ее, сжавшуюся вместе со своей книжкой. И тотчас почувствовала, как она высвободила одну руку и неловко приобняла меня в ответ. Не хватало только расплакаться сейчас…

Разомкнув руки, я моргнула несколько раз, пытаясь согнать набежавшие все же слезинки, а после уже увереннее перевела взгляд на обложку книги, что держала Мари.

На ней золотом было оттиснено изображение могучей мужеподобной женщины, у ног которой ощетинилась то ли собака, то ли волк. Но более меня заинтересовали не они, а птица, что сидела на посохе женщины. Птица была очень уж похожа на сороку. Или же у меня началось помешательство и сороки мерещатся мне везде…

– Мари, что это за книга? – Название было прикрыто рукой.

– Это для Сержа, – пожала плечами моя воспитанница, – он уже неделю запоем читает эти книжки. Германо-скандинавские мифы. Эта – про Хельхейм, страну мертвых.

Я не так много знала о скандинавских мифах, но все же знакомилась с некоторыми из них еще в библиотеке Смольного. А это название – Хельхейм… я даже вздрогнула, когда его услышала. Тотчас в памяти всплыл список, что показывал мне Кошкин, – список имен британских офицеров, которым было пожаловано наградное оружие. Среди этих фамилий определенно была Хельхейм. Да это ведь и не фамилия вовсе, это еще один псевдоним, выбранный Щербининым-Сорокиным!

– Мари, позвольте… позвольте на минуточку… – я практически вырвала из ее рук увесистую старую книгу.

И на первой же за обложкой странице увидела надпись, сделанную убористым почерком: «Дорогому другу Сержу Щербинину. Омск, 1850». Книга принадлежала когда-то Сергею Васильевичу Щербинину – в этом не было сомнений. И вероятно, не одна она. Отодвинув Мари, я шагнула в кабинет, к стеллажам с книгами, хотя и без того помнила, что мифов – толстых фолиантов как на русском, так и на немецком – здесь имелось не меньше десяти томов. Щербинин очень увлекался, судя по всему, скандинавской мифологией. Отсюда и псевдонимы – Хельхейм, Сорокин. Сорока – ручная птица богини смерти Хель, ее посланница. Иногда, как говорят мифы, богиня Хель сама обращается в сороку.

Ильицкий был прав – этот псевдоним действительно не наобум выбран… Оставалось выяснить одно:

– Мари, эти книги… кто надоумил Сержа их прочесть?

Хотя ответ я уже знала.

– Денис Ионович, – пожала плечами Мари. – Помните, он сравнил меня как-то с Фрейей? Вы потом ушли, а Денис Ионович целую лекцию про эту Фрейю прочитал – он в этом и впрямь разбирается. Серж заинтересовался, а Денис Ионович вспомнил, что в нашей библиотеке целая полка под скандинавские мифы отведена. Наш дедушка, выходит, тоже увлекался мифами…

Последнюю фразу Мари произнесла крайне задумчиво. Что уж говорить про меня: сердце мое билось оглушительно громко, а разум предчувствовал скорую отгадку. Да что там – кажется, отгадка уже найдена!

Теперь я думала лишь о том, чтобы поскорее отделаться от Мари – у меня была уйма дел. Однако не успела я и рта раскрыть, как в распахнутую дверь библиотеки заглянула Аннушка.

– А я вас ищу по всему дому, Лидия Гавриловна, – она помахала в воздухе бумажкой, – телеграмма вам, только что доставили.

Несколько робея, я взяла листок. Это было от Кошкина – мы условились об этом виде связи. В зашифрованном послании он сообщил, что Алекс и Стенин исчезли из Березового сегодня ночью. Оба. С поправкой на время, за которое почтальоны доставляли телеграмму, это означало, что исчезли они достаточно давно – и вполне уже могли добраться до Москвы.

Короткое это послание взбудоражило меня не на шутку. Все шло совершенно не по плану! По плану было бы задержать Стенина прямо в Березовом – об этом мы договаривались со Степаном Егоровичем вечером накануне! Потому, собственно, я с детьми и осталась дома… Да, доказательств против Стенина по-прежнему не было,