Сейчас с авианосца идут только разведывательные полеты, если разведчики заметят что-то подозрительное — высылают досмотровую группу. Работенка — не бей лежачего, для большинства летного состава работы нет никакой, только тренировки и патруль — по правилам надо постоянно держать в воздухе дежурную пару. В остальном — пилоты заняты сами собой — кто-то загорает, кто-то травит анекдоты, кто-то пытается найти общий язык с медсестрами и прочим женским персоналом. Авианосец похож на небольшой город, тут свой госпиталь, со стоматологом, свое почтовое отделение и даже небольшой магазинчик.

Постоянно работает только штаб DEA, вызывая насмешки. Это все действительно смешно, пока обеспокоенная жена не скажет, что с сыном или дочерью что-то не то, пока ты не обнаружишь на его/ее руках следы от шприца, не будешь выслушивать вранье про прививки в школе и куда деваются вещи из дома. Вот тогда становится не смешно… становится слишком поздно. Лучше остановить это здесь, чем на улицах Лос-Анджелеса.

В железных лабиринтах атомного авианосца намного приятнее, чем на палубе — здесь кондиционированный, пусть и отдающий металлом воздух и нет той почти стопроцентной влажности. Службы авианосца работают вполсилы, активных операций не ведется, многие матросы и вовсе не получили никаких заданий и сейчас пытаются чем-то занять себя — например игрой в карты. На полную работает только штаб летных операций, принимающий, передающий и анализирующий информацию. Здесь немного пахнет горелым металлом как от перегоревшей гирлянды в Рождество…

— Что это за хрень, Майк?

Майкл Сонтаг взял фотографию — и чуть не выронил ее. На фотографии был нож, отдельно была снята табличка с дарственной надписью.

— Откуда… откуда это, сэр?

— Передали по фототелеграфу из Пномпеня. Из посольства. Его принес какой-то мальчишка, европеец.

…

— Майк?

— Мне надо выйти… сэр.

Билл Морган нашел Сонтага на палубе. Активной летной работы на сегодня уже не было, техники спустили в ангары все самолеты кроме дежурных, от раскаленной за день палубы пахло авиационным бензином и жженой резиной. Сонтаг стоял в опасной близости от края палубы, судя по виду — проблеваться он уже успел. Билл Морган достал платок

— Майк…

…

— Если ты собрался прыгать, то подожди с этой хренью. Вернемся в Штаты, и делай что хочешь.

— Я в порядке, сэр

— Что-то незаметно. Отойди от края палубы, ты нарушаешь инструкцию по безопасности

К облегчению Моргана — Сонтаг сделал шаг назад

— Это… не то, что вы подумали, сэр.

— Я ничего не думаю, Майк. У нас у каждого полно скелетов в шкафу. А вот у контрразведчиков могут возникнуть вопросы. Ты там ничего лишнего не натворил? Это твой сын что ли?

— Нет, сэр.

— Уверен? Я вот ничуть не удивлюсь, если у меня по свету парочка детей раскидана, о которой я ничего не знаю.

— Уверен, сэр. Это не то.

— А что — то?

…

— Лучше давай вместе подумаем, что делать с этим дерьмом. Две головы лучше одной, верно?

— Смешно, сэр.

— Я сказал что-то смешное?

— Это напомнило мне ту историю. Две головы лучше одной…

— Расскажи.

Сонтаг вздохнул

— Это полное дерьмо, сэр.

— Тут кругом дерьмо, ты еще не заметил? И пахнет дерьмом.

— Короче, это было в семьдесят первом. Меня и моего напарника — им тогда был Том Фрост — решили забросить в тыл…

Сайгон, Кохинхина. 1971 год

Завоевание земли — большей частью оно сводится к тому, чтобы отнять землю у людей, которые имеют другой цвет кожи или носы более плоские, чем у нас, — цель не очень-то хорошая, если поближе к ней присмотреться. Искупает ее только идея, идея, на которую она опирается, — не сентиментальное притворство, но идея. И бескорыстная вера в идею — нечто такое, перед чем вы можете преклоняться и приносить жертвы.

Джозеф Конрад. Сердце тьмы

В семьдесят первом — всем сторонам конфликта стало очевидно, что война зашла в тупик и ни одна из сторон не способна достигнуть в ней решительной победы. Камнем преткновения для России и США было то, что в глазах местных они не защищали местных от японцев — а защищали старый, колониальный порядок, который здесь ненавидели. Японские же потогонные фабрики были делом будущего, то что происходит в Китае не знали, а зная — не верили. Японцы и местные, умело вели паназиатскую и антикитайскую пропаганду и достигли немалых успехов. Если это можно было назвать успехами.

Это было время убийств. Они не прекращались ни днем, ни ночью. Политика стала отравленной, религия тоже. Достаточно было сказать что-то не то или прийти куда-то не туда — и жди ночных гостей. Нгаи в своей жестокости — не отставали от партизан.

Непрекращающиеся убийства скрывали, в общем-то, тот факт, что партизаны проиграли все бои, в которых участвовали, понесли тяжелые потери, и под вопросом стояло существование самого движения сопротивления — из-за исчерпания ресурсов. Но пока не прекращались убийства — все разговоры о победе вызывали лишь усмешку у тех кто помнил наступление Тет.

Проблемой были ресурсы. Они поступали постоянно по путям неподконтрольным союзникам. Дороги проходили в джунглях, в труднодоступной местности. Местные — переносили ношу на спинах как муравьи. Для транспортировки использовались даже слоны. Перехватом этих транспортных потоков ВВС США занимались всю войну.

Том Фрост и Майкл Сонтаг вообще-то проходили подготовку на combat weatherman, боевых метеорологов. Но здесь погода мало кого интересовала — она почти всегда была плохой, дождливой. Поэтому им пришлось вынужденно переквалифицироваться в советников, научиться говорить на местных диалектах, питаться рыбой и рисом, неделями обходиться без кофе и бифштекса. Это было скверно — но кто-то был должен делать и эту работу.

Сейчас они прибыли на аэродром ТангСонНат. Огромная база, крупнейшая в Азии, отсюда летали все, от вертолетов и до огромных Боингов 707. Последние называли «птица счастья», они держали курс на Гонолулу, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. По правилам — после трех месяцев пребывания здесь полагался отпуск, бесплатный билет туда и обратно, и они отрывались по полной программе, понимая, что могут и не вернуться в нормальный мир из места, которое называли коротко и страшно — Нам.

Нам встречал грохотом и свистом турбин, запахом авиационного керосина, и тошнотворным, известным каждому кто бывал в Наме запахом — запахом дерьма, сжигаемого в бочках соляркой. Любой, кто здесь был — этот запах опознает из тысячи, это был запах предстоящих неприятностей.

Как только С123 Провайдер загнали