ГЛАВА 44

Звёзды темнеют, как и огни Люса, когда мы устремляемся вверх, в бушующий шторм.

Моё тело твердеет, и его охватывает такой сильный жар, что мне хочется использовать когти Лора, обхватившие мои конечности, чтобы проткнуть ими кожу.

Лор машет своими большими крыльями, взлетая всё выше, и хотя я силюсь оставаться в сознании, пылающая боль, исходящая от моей раны, забирает его у меня.

Я резко прихожу в себя, и мой крик заглушается чем-то мягким. Я решаю, что это подушка, но оно оказывается таким мокрым, что это может быть морская губка. Я пытаюсь развернуться, но всё, что мне удается сделать, это повернуть голову.

— Лор?

Мои мысли всё ещё затуманены, но мне хватает разума, чтобы задаться вопросом: почему я зову именно его? Потому что он последний человек, которого я видела?

Чьи-то пальцы проходятся по моим волосам.

— Я здесь, птичка. Рядом с тобой.

— Где…

Крик вырывается из моего горла, когда около двадцати лезвий вспарывают мою спину.

— Тише.

Его холодные пальцы продолжают ласкать мою пылающую голову.

Я крепко зажмуриваю глаза, и новая волна боли прокатывается по моему телу, огонь и лёд сталкиваются внутри моей плоти.

«Ты умеешь воскрешать мёртвых, Лор?»

«А что? Хочешь оживить дикарку, чтобы убить её снова?»

Что? Меня так ошарашивает его ответ, что я моментально забываю про боль, но затем она резко возвращается, и я сжимаю зубы и вцепляюсь пальцами в постельное белье.

«Кажется, я умираю».

«Разве я могу это допустить?»

«Ты можешь многое контролировать, Лоркан Рибав, но ты точно не можешь контролировать ритм моего сердца».

«Я контролирую всё, что мне принадлежит, Behach Éan».

Его голос одновременно жёсткий и мягкий, резкий и плавный.

«А разве моё сердце принадлежит тебе?»

«Оно всегда принадлежало мне. Я надеюсь, что скоро ты это поймёшь, поэтому хватит тратить его драгоценные удары на мужчин, которые не являются мной».

Я фыркаю в подушку.

«Ты тешишь себя иллюзиями, Морргот».

Неожиданно боль ослабляется, и моё сознание улетает прочь, точно у него вырастают крылья, и вот я уже лечу на вороне по ярко-голубому небу.

Я так хочу жить и путешествовать по миру.

И летать. О, как же мне хочется летать, и не в виде духа. Я добавляю это на случай, если Котёл слушает и собирается исполнить моё желание.

«Я клянусь тебе, Фэллон Бэннок, что ты будешь жить, путешествовать и летать».

«Очередное пустое обещание?»

Пальцы замедляются. Останавливаются.

Мои вены неожиданно вспыхивают огнём, прервав ту небольшую передышку, и я падаю.

Но я падаю не одна. Кто-то падает вместе со мной, и хотя я не могу видеть лица этого человека, запах грозы окутывает меня вместе с ледяными всполохами его магии.

Я бы предпочла упасть с кем-то другим — практически с кем угодно — но у меня нет ни энергии, ни воли оттолкнуть этого непостижимого мужчину.

Я просыпаюсь от громких голосов.

Моя голова болит. Мышцы гудят. Вены горят. Мне больно везде.

Я чувствую себя так, словно меня привязали к извивающемуся змею, и теперь десятки фейри жгут меня своим фейским огнём, в то время как бешеные звери обедают моими внутренностями, а люди используют меня как мишень для дротиков.

— Ты сказал, что яд вышел! Прошло уже несколько дней! Несколько, мать твою, дней!

Лор.

— Яд вышел, Морргот. Я избавился от него.

Лазарус.

— Тогда почему у неё, мать твою, всё ещё идёт кровь?

Несмотря на то, что тьма пытается меня затянуть, я заставляю свои веки раскрыться. Рядом со мной на прикроватном столике мерцает свеча, капли воска текут по её кремовой ножке, точно слёзы.

Раздается стук в дверь, а затем голос Имоген, которая говорит что-то про Катола, а Лор кричит ей что-то в ответ про Дайю и Неббу.

Неужели моя мать там? Мои брови изгибаются, но от этого у меня начинает болеть голова, поэтому я их опускаю.

Тишина.

Затем в мою сторону направляются шаги, раздается хруст кожаной ткани, и золотые глаза начинают поглощать меня.

За побледневшими полосами макияжа я замечаю круги под глазами Лора.

«Как ты себя чувствуешь?»

«Так, будто в меня выстрелили отравленным дротиком, а затем лечили ножами какие-то варвары, которые, в итоге, решили сварить меня в кипящем котле. Угадала?»

Один из уголков его губ дёргается.

«Но главный вопрос: неужели, я выгляжу так же ужасно, как себя чувствую?»

Его тени касаются моей щеки.

«Ты прекрасна».

Моё сердце пропускает удар, потому что… что? Но затем я закатываю свои опухшие глаза, потому что, конечно же, моя плоть должна казаться ему привлекательной. Я забыла, что хищным птицам нравится падаль.

Его глаза вспыхивают.

«Я тебя уверяю. Ты не похожа на падаль».

Я поворачиваю голову, чтобы осмотреть спину и увидеть всё своими глазами, но его дым уплотняется, и закрывает моё тело.

«Если я не похожа на гнилое мясо, тогда почему ты не даёшь мне посмотреть?»

Несмотря на то, что свеча всё ещё отбрасывает мерцающий свет на его лицо, его тело больше не освещено. Но опять же, он окутал меня таким количеством дыма, что там особенно нечего освещать.

«Тебе всё ещё надо подлечиться».

«Насколько всё плохо? И, пожалуйста, не лги мне».

«Попытайся поспать».

Спектральная версия Лора начинает клубиться.

«Насколько всё плохо, Лор?»

Когда он мне не отвечает, я сжимаю зубы, а затем размыкаю их, чтобы позвать Лазаруса. Он, возможно, уже ушёл, но на случай, если он здесь, я надеюсь, что лекарь ответит на мой вопрос прямо.

— Да, Фэллон?

Я начинаю с наиболее волнующего меня вопроса:

— Я выживу?

— Да.

Я рада, что он не колеблется с ответом, хотя я предпочла бы увидеть его, чтобы оценить выражение его лица.

Пульсация в висках резонирует по всему моему телу и сотрясает кости. И хотя я определенно надумала себе звук вытекающей крови, я не могу не задаться вопросом — кровоточит ли моя рана — раны?

— У меня идёт кровь?

Тишина медленно заполняет комнату. Может быть, Лазарус смотрит сейчас на Лоркана, чтобы понять, как ответить на мой вопрос?

— Пожалуйста, правду.

— Нам пришлось сделать несколько надрезов, чтобы уменьшить давление, нарастающее под твоей кожей, после чего мы заполнили раны кристаллами.

В комнате так тихо, что я слышу, как он сглатывает.

— Твоё тело всё ещё борется с инфекцией.

Я чувствую, что он что-то от меня скрывает, но не знаю, что.

— Кристаллы перестали действовать?

И снова в комнате — которую я всё ещё не узнаю —