— Почему она превратилась в этого монстра?

Волосы Эпонины, доходящие ей до пояса, сделались мокрыми от пота и прилипли к её голове и вздымающейся груди.

— Яд, — говорит Таво тихим голосом, но я его слышу.

Мой шок сменяется гневом.

— Кто это сделал? — кричу я. — Кто, мать его, напал на нас?!

Кристаллы на моём ожерелье поменяли положение и висят теперь вокруг моей шеи, точно водоросли, подрагивая из-за моих хаотичных вздохов.

Воздух передо мной наполняется дымом, который затем превращается в мужчину.

Мужчину с ярко-желтыми глазами, взгляд которых проникает прямо мне в голову.

— Опустить лучника.

Я хмурюсь, но потом понимаю, что слова Лоркана обращены не ко мне.

Тело — по-видимому, лучника — падает с неба и так сильно ударяется о настил, что состарившееся от ветра дерево раскалывается.

Я резко вдыхаю, когда человек переворачивается на спину, и нашим взглядам открывается лицо, покрытое коричневыми татуировками. А когда человек издает стон, я замечаю черные зубы. Я в шоке осматриваю распущенные дреды и десятки косичек с вплетёнными бусинами, которые рассыпаются вокруг шеи женщины, точно удавка, сплетенная ей самой.

Я чуть не издаю шипение, потому что я помню это женщину… эту дикарку. Я помню, как она качалась у меня перед лицом на лиане. Я помню, как она и её друг, Лириал, пытались выторговать у меня всё больше и больше золота, а затем поливали меня дождём из стрел.

Неужели она пришла из гор, чтобы закончить начатое? Она поэтому на меня напала?

У меня в жилах леденеет кровь, когда я снова вспоминаю о том, что Катриона мертва из-за…

«Нет. Она мертва из-за того, что заключила сделку с подлым человеком».

Я в недоумении перевожу взгляд на Лоркана.

— Я не…

Я сглатываю подступивший комок, но у меня в горле так пересохло, что в итоге я начинаю задыхаться, не в силах закончить своё предложение.

— Грёбаный пернатый демон.

Дикарка плюет на ноги Лора.

Задержав дыхание, я наблюдаю за тем, как слюна стекает по носку чёрного кожаного сапога Лора, и жду, что он сделает. И я такая не одна. Эпонина, Сибилла и все солдаты в радиусе одного километра пялятся на него.

Только Кольм и Фионн, которые стоят по бокам от меня, не испытывают никакого интереса. Они слишком заняты тем, что осматривают море солдат в белых униформах.

Таво приседает на корточки и изучает разрисованную женщину, распростёртую перед ним.

— Что привело тебя в столицу, дикарка?

Она поворачивает голову и смотрит на Таво прищуренными глазами.

— Ностальгия по радужным домам.

Челюсти Таво напрягаются.

— Как насчёт правды?

— Как насчёт того, чтобы спросить своего капитана?

— Габриэля? — восклицаю я.

Взгляд женщины опускается на меня, её верхняя губа приподнимается, и она издаёт шипение.

— Так-так, а не та ли эта шлюха, что отрубила руку моему другу?

Молния разрезает небо, осветив фейри, а воронов сделав ещё темнее.

Таво глядит на меня из-под приподнятых бровей, а Лоркан перевоплощается в дым. Секунду спустя воздух разрезает крик, после чего раздаётся звон металла, так как каждый солдат на острове обнажает меч.

Когда Лоркан снова появляется передо мной, с его когтей уже капает кровь, которую он как бы между прочим вытирает о кожаную ткань, обтягивающую его мускулистые ноги.

— Поспеши с допросом, Диотто, так как в следующий раз, когда эта дикарка скажет плохо о моём вороне, я отрежу ей язык. Учитывая, что у неё больше нет рук, чтобы записать своё признание, это может быть не очень удобно.

При виде её отрубленных запястий лицо Таво становится совсем бледным, в то время как Сиб и Эпонина теряют содержимое своих желудков.

Если бы мои внутренности не застыли от ужаса и шока, меня, вероятно, тоже могло бы стошнить, либо я начала бы кричать.

Кадык на шее Таво поднимается и опускается несколько раз, после чего он кое-как спрашивает:

— В кого из них попросил тебя выпустить стрелу Габриэль?

В перерывах между отчаянными вдохами дикарка рычит:

— В ту, у которой были серебряные волосы! Он заплатил мне, чтобы я остановила её сердце.

Моя рука поднимается к шее и сжимает её. Из самых глубин моего сердца вырывается тихий всхлип. Катриона пожертвовала жизнью, чтобы спасти меня.

Когда Лор осматривает мои мокрые ресницы и бледные щёки, раздается раскат грома, от которого деревянный понтон, на котором мы стоим, начинает вибрировать.

Зачем Габриэлю желать мне смерти? Неужели Данте приказал ему меня убить? И почему тогда об этом не знает Таво?

Что-то здесь не сходится.

— Какого цвета волосы у капитана?

Мой голос звучит так хрипло, что моё бормотание теряется в потоке громкой брани, наполнившей остров с бараками.

«Лоркан, спроси её…»

Мои мысли начинают путаться, так как огонь расползается вверх и вниз по моему бедру, которое стало ватным и…

О, Святой Котёл, нет. Я нагибаюсь, хватаюсь за юбку и задираю её…

Нет, нет, нет.

Кто-то шипит.

«Focá».

Неожиданно Лоркан оказывается прямо передо мной, его лицо такое же бледное, как моя раздутая нога, которая выглядит так, словно прикреплена к чужому телу.

«О, боги, я умру как тот мальчик… Как Катриона».

Жизнь начинает проноситься у меня перед глазами. Я вижу женщин, вырастивших меня, отца, который меня зачал, друзей, которые меня любили. Я вижу золотые глаза, и чёрные перья, и дым. Так много дыма.

«Ты не можешь умереть», — выдавливает Лор.

Но я могу.

Я не бессмертна.

Земля у меня под ногами содрогается, я теряю равновесие и падаю на Лоркана.

И хотя моё сердце охвачено страхом, чувство вины превосходит его. За то, что я приговорила Лора и каждого его ворона, который защищал меня с тех пор, как я вернулась в Люс.

«Лор, Мириам в Тареспагии! Ксема Росси прячет её».

Грохот сотрясает землю и небо, ветер и дождь ударяют нам в лицо. Я хватаю Лоркана за плечо и кричу:

— Найди её!

Он обхватывает моё лицо, а мир вокруг нас всё продолжает расплываться и дрожать.

Я сосредотачиваюсь на его глазах, на чёрных точках в океане золота. Будет ли это последнее, что я увижу перед тем, как яд заберёт меня? Это очень красивые глаза, с длинными ресницами, сверкающие и добрые — иногда.

«Попрощайся с Люсом, птичка».

Как жестоко и как невероятно трагично. Зачем он напоминает мне о том, что я умираю?

Но затем он заканчивает свою мысль, и я понимаю, что он не просил меня прощаться с жизнью.

«Ты больше не увидишь земли фейри до