– Ясно. – Бучила двинулся к дому.

– Я бы не советовал! – окликнул в спину Михаил Сергеевич. – Там весьма опасно. А у нас тепло, бутылочка французского коньяка и приятная компания.

– В гробу я видал вашу компанию, – пробурчал под нос Рух, пересек улицу, скрипнул калиткой и медленно отворил обитую изнутри дерюгой дощатую дверь. В избе пульсировала холодная мрачная темнота, чуть разбавленная слабым светом лампадки в красном углу. Из темноты Бучиле в лицо приветливо уставилось пистолетное дуло.

– Ты? – удивился Старостин и нехотя убрал пистолет. Помимо него, в горнице расположились слегка побледневший граф Александр Донауров и два незнакомых мужика, увешанных оружием с ног до головы. Один высокий и тощий, второй коренастый и плотный, оба в кожаных кирасах и круглых металлических шлемах. Угу, как будто от Снегурочки дребедень эта спасет.

– А кого ждали, бабу с караваем? – Бучила по-хозяйски огляделся. – Старики где?

– Т-там. – Донауров, отчего-то заикнувшись, кивнул на дверь, ведущую на скотный двор.

– Постой, вы их как приманку используете? – напрягся от дурной догадки Бучила.

– Используем, и с успехом, – кивнул Донауров. – Снегурка явится родителей спасать и попадет в сеть из крапивной пряжи. Тут и поймаем.

– Из какой, сука, пряжи? – удивился Рух.

– Из крапивной, – немного растерялся граф.

– Ты откуда взял эту сеть?

– Карл Альбертович посоветовал верное средство, – ответил Донауров.

– Ах, ну если Карл Альбертович, то тогда да. – Бучила надрывно вздохнул. Части разбитой мозаики потихонечку складывались. Картинка выходила паскудная. Он распахнул дверь на крытый двор и почувствовал, как кружится голова. На стене висела тускло горящая лампа, заставляя темноту в помещении расползаться клочьями и жаться в углах. На стропилах покачивались в петлях бабка Матрена с дедом Кузьмой. Синие перекошенные лица, выпученные глаза, свесившиеся почерневшие языки. Еще утром живые, защищающие странную дочку и добытого счастья кусок, а теперь вздернутые, как последние шелудивые псы. Маленькие, беззащитные, мертвые. Вместе и навсегда. Рух утробно сглотнул, вернулся в избу и бросил в стылую темноту, не обращаясь в сущности ни к кому и обращаясь ко всем:

– Какая мразь это сделала?

– Это не мы, – поспешно открестился Донауров.

– Поди сами повесились, – скабрезно вставил Старостин, незаметно вклинившись между Рухом и графом.

Бучила молниеносно сцапал Старостина за горло левой рукой. Отставной прапорщик захрипел и безвольно обмяк.

– Повтори, – мило улыбнулся Рух. У Старостина подломились колени. Мужики поспешно взяли Бучилу на прицел, но он и ухом не повел.

– Это не мы, – испуганно повторил Донауров. – Слово дворянина.

– Тогда кто? – Рух чуть ослабил хватку. Не верить графу причин не было. Дворянин просто так словом кидаться не будет, особенно из-за такой мелочи, как пара мертвых крестьян.

– Не знаю, – отозвался граф. – Мы пришли, они висели уже. Думаешь, мне самому это нравится? Может, и правда сами? Осознали, что натворили, или суда испугались, чернокнижие лютой смертью карается, и лучше уж так…

– Откуда узнали про стариков? – Рух позволил Старостину дышать.

– Карл Альбертович их отыскал, – признался Донауров. – Я его для этого и держу.

– Карл Альбертович, значит. – Рух почему-то совершенно не удивился. Очередной кусочек занял место в гнусной мозаике. Бучила тут же насторожился, чувствуя, как по спине когтистыми лапками побежал пронзительный холодок. Со скотного двора донесся приглушенный жалобный плач. Донауров прислушался и, изменившись в лице, прильнул к стене, из которой был вырублен кусок бревна в ладонь шириной. Бучила разжал руку, едва живой Старостин упал на пол и принялся хватать воздух ртом.

– Отойди, твое сиятельство, – прошипел Рух, оттирая графа плечом и заглядывая в дыру. Анна стояла на коленях перед повешенными и беззвучно рыдала, подрагивая плечами. Чудовище в образе прекрасной женщины оплакивало несчастных, доведенных одиночеством до страшного преступления стариков. Что это было, морок черного колдовства или что-то иное? Жалость, благодарность, любовь? Что связало лесного кровожадного духа с бабкой Матреной и дедом Кузьмой? Ответа не было. Случившееся не получалось измерить, понять или логично обосновать. Оставалось верить глазам. Снегурочка плакала, тонкими ломкими руками обнимая ноги людей, подаривших ей новую жизнь.

Сбоку заскребся неугомонный граф, жарко и влажно дыша в затылок, и Бучила посторонился. Донауров приник к отверстию, едва слюни не пуская от возбуждения. Смотрел недолго, затем повернулся – в глазах застыл лихорадочный блеск. Он справился с рвущимся дыханием и оживленно зажестикулировал мужикам. Высокий опрометью сорвался с места и тюкнул топориком по веревке, перехлестнутой через балку под потолком. Лезвие с глухим стуком увязло в бревне, веревка оборвалась и длинной змеей улетела во тьму. Рух успел прижаться к дыре и увидел, как с потолка на Снегурочку обрушилась сеть.

– Попалась! – ликующе заорал Донауров, первым выскакивая на двор. За ним ринулись мужики и даже Старостин, немного пришедший в себя. На Бучилу он не смотрел. Надо же, чуть не помер, а хозяина не бросает. Прямо золото, а не пес.

– Стойте, придурки! – крикнул Рух и, конечно же, опоздал. Снегурочка выла дикой кошкой и извивалась, пытаясь стащить с себя сеть, Донауров орал как полоумный, мужики суетились, пытаясь ухватить болтающиеся концы и прижать добычу к земле. Анна неуклонно вставала, сеть затрещала, разрываясь напополам. Высокий умер первым, не успев осознать, что же произошло, просто завалившись навзничь без половины лица. Коренастый успел бросить веревку и потянулся за висящей на поясе булавой, прежде чем рука Анны по локоть вошла ему в грудь. Горящие адским синим пламенем глаза уставились на Донаурова, прижавшегося к стене. Граф сжал побелевшие губы и тянул шпагу из ножен. Сбоку подскочил Старостин и рубанул палашом. Тяжелый клинок угодил Анне в плечо, но, вместо того чтобы отсечь руку, завяз словно в деревянной колоде. Снегурочка отмахнулась, и Старостин улетел в темноту.

– Ложись, твое сиятельство! – заорал Бучила и швырнул бомбу с подожженным от лампадки коротеньким фитилем. Шар из проклеенной бумаги подкатился Снегурочке под ноги и тут же взорвался облаком дымного пламени. Оглушительно грохнуло. Последнее, что увидел Бучила – как крыша скотного двора поднимается в черные небеса. Его подхватило горячей волной и зашвырнуло в избу, с навеской [19] пороха он все же перемудрил. Рух пролетел сажени три и врезался в лавку, сломав ребра и здорово приложившись башкой. Сознания, слава богу, не потерял, перед глазами плыли цветные круги, он лежал, не в силах пошевелиться, и слышал чьи-то громкие голоса. В избу, топая сапожищами, вбежали четыре человека, в которых Бучила опознал опасного вида типов, охранявших карету. Следом вступил сам дядюшка Михаил Сергеевич, постукивая резной тростью с костяной рукоятью в виде змеи. За ним мелькал незабвенный Карл Альбертович, лучший советчик по ловле Ледяных баб, если не во всем мире, то