были отведены отдельные покои, и в часы досуга Джордж и его отец играли в карты, шаффлборд, кегли и теннис с Генрихом или друг с другом, с Анной, сэром Томасом Чейни, а иногда к ним присоединялся молодой Фрэнсис Уэстон, недавно принятый на службу в личные покои короля33.

16 января 1531 года парламент возобновил свою работу. Парламентарии собрались, чтобы заслушать обличительные показания против священников, обвиненных в превышении полномочий, слушание по делу которых должно было начаться в Суде королевской скамьи. Норфолк, занимая Шапюи беседой, намекнул ему о предстоящих бурных событиях и поделился с ним разрозненными выдержками из досье, составленного в Дарем-хаусе. Он заявил, что Генрих «наделен правом безраздельно властвовать в своем королевстве и не признавать никакой власти свыше». Он не допустит пересмотра своих решений в Риме, а папа Климент не имеет над ним никакой власти, пожалуй, за исключением вопросов, касающихся ереси. В довершение к сказанному, герцог показал Шапюи слепок с надписи на знаменитой печати короля Артура, находившейся в Вестминстерском аббатстве[82]. Из нее следовало, что Артур был «императором» Британии, Франции и большей части Западной Европы, о чем свидетельствовали хроники и факты, изложенные в «Смерти Артура» Томаса Мэлори. Это очень позабавило императорского посла, и он, рассмеявшись, выразил удивление, что Генрих заодно не объявил себя и императором Азии34.

21 января Генрих прекратил слушания в Суде королевской скамьи, однако приказал священникам выкупить парламентское помилование, заплатив в казну огромный штраф в размере 118 000 фунтов (что сегодня составило бы свыше 120 миллионов фунтов). 7 февраля он потребовал от них признать его «Единственным защитником и верховным главой английской церкви и духовенства». Священникам не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Однако они настояли на том, чтобы к этой формулировке добавили важную поправку – «насколько это позволяет закон Христа»35.

Вопрос о внесении этой поправки был улажен после того, как в зале, где проходила конвокация[83] (синод и парламент заседали одновременно), появился человек, недавно поступивший на службу короля. Он искал архиепископа Уорэма. Это был Томас Кромвель, сорокапятилетний юрист-самоучка, сын йомена из Патни. Так он впервые появился на публике, выступая от имени короля. Своими повадками он напоминал леопарда (впоследствии этот хищник станет его домашним любимцем); он бегло говорил на итальянском и французском, знал латынь и преданно служил Уолси почти до самого конца, пока не понял, что дальнейшим упорством может поставить крест на своей карьере. До службы у Уолси он сражался в Италии как наемный солдат и участвовал в битве при Гарильяно, произошедшей в 1503 году к северу от Неаполя, впоследствии он работал на банкиров Фрескобальди во Флоренции и в Лондоне. Само пребывание во Флоренции в то самое время, когда Николо Макиавелли гордо вышагивал по залам палаццо делла Синьория (палаццо Веккьо), могло научить многому. В конце 1530-х годов лорд Морли справедливо заметил, что Кромвель был бы доволен, получив в подарок книги Макиавелли «История Флоренции» и «Государь». Однако, что касается честолюбивых вельмож, придворной жизни и искусства овладевать удачей, Кромвель и без этих книг смог прийти к тем же выводам, что и их автор, поскольку во Флоренции все вокруг было пропитано этими истинами36.

Примерно в 1513–1514 годах Кромвель работал на лондонскую компанию купцов-авантюристов в Антверпене, а затем стал ездить в Рим с поручениями от частных клиентов, после чего наконец поступил на службу к Уолси для осуществления особых проектов. Теперь, когда он взял под контроль парламентские дела Генриха, к нему было приковано особое внимание. Он никогда не пользовался протекцией Анны и не был в числе ее любимчиков. Его преданность распространялась только на короля, и он поднимался вверх по карьерной лестнице лишь благодаря своему практическому опыту юриста и управленца. Он никогда не искал поддержки у Анны или ее родственников, и лишь однажды, в 1529 году, он обратился к ее дяде, герцогу Норфолку, который помог ему получить место в парламенте. В период с 1531 по 1534 год не существует никаких признаков переписки между Анной и Кромвелем, и даже если она и оказывала ему знаки покровительства, то обнаружить их следы невозможно. Он, безусловно, имел какие-то дела с Болейнами, но исключительно по распоряжению Генриха или если это было в его интересах, и никак иначе. Он разделял взгляды Болейнов на папу римского и католическое духовенство, однако они никогда официально не объединяли усилий для осуществления церковной реформы. Кромвель мог быть полезен Анне и Генриху, однако они понимали, что его следовало опасаться. В дипломатической агентуре у него были свои люди: эти контакты он приобрел за время работы на семью Фрескобальди и службы у Уолси. Главная опасность для Анны состояла в том, что однажды их интересы могли не совпасть, и тогда он начал бы действовать против нее37.

Все сказанное Кромвелем архиепископу Уорэму так и осталось тайной, однако, как только он вернулся к Генриху, тот тотчас же отправил на заседание синода Джорджа Болейна. Болейн появился в зале, где заседало духовенство, с пачкой бумаг, написанных им собственноручно, при этом два документа удалось установить38. Один из них, более объемный и внушительный, назывался «О делах, касающихся королевских прерогатив[84]» (Matters touching the king’s prerogative) и затрагивал тему христианского послушания. В нем утверждалось, что короли по праву владеют «карающим мечом правосудия». Только они способны вернуть церковь в то состояние, в котором она пребывала, пока власть папы римского не развратила ее. Только «христианский государь, обладающий праведным рвением», будет иметь «силу побороть и подавить лживые измышления». «Высшая власть короля, опирающаяся на Слово Божие, ни в коем случае не должна ограничиваться никакими несостоятельными декретами, папскими законами или пустыми традициями, навязанными людям, при этом она имеет силу как приказывать, так и служить, а также исполнять духовное управление церковью, главой которой он является». По сути, это была расширенная версия рассуждений Тиндейла, свидетельствующая о том, какое влияние на Джорджа оказало чтение «Послушания христианина»39.

Бракоразводная кампания Генриха принимала новый оборот. Побуждаемый нетерпением Анны, он стал осторожно наводить справки о мнениях передовых умов реформаторского движения на континенте. Аргументы автора «Послушания христианина» так сильно подействовали на него, что он в течение нескольких месяцев тщетно пытался заманить Тиндейла обратно в Англию. Пройдет время, и в силу непостоянства характера король резко изменит отношение к этому ученому-реформатору. Генрих прогневается на Тиндейла за его воззрения относительно таинства причастия, будет называть его еретиком, а его сочинения «грубыми» и «нецерковными». Эта внезапная перемена во взглядах