Шрифт:
Закладка:
– Кого, милая? – спросил я, гладя ее по волосам.
– Кошмары, – ответила она, отстраняясь от меня и фиксируя на мне свой взгляд.
– Ноа… очнись, – сказал я, взяв ее лицо в руки и вытирая слезы, которые все еще струились по ее щекам.
– Нет… – сказала она, качая головой. – Я должна забыть… Я должна забыть то, что случилось… заставь меня забыть, Ник… заставь … – Она приблизила свое лицо к моему и поцеловала меня. Ее поцелуй был мокрым от слез и полным печали и ужаса.
Я взял ее за плечи и отстранил от себя.
– Ноа, что с тобой? – сказал я, вновь прижимая ее к себе и гладя по лицу.
– Я больше не могу этого выносить…
Я отнес ее в машину, как только она перестала плакать. Она была тихой и меланхоличной, погруженной в свои мысли, мысли, которые, безусловно, были такими же ужасными, как и те, которые до смерти напугали ее в этом проклятом шкафу.
Я не отпускал ее ни на минуту, крепко держал ее за руку, всю дорогу гладил ее по плечу. Она не отталкивала меня, а, наоборот, прижалась ко мне, как будто я был ее спасательным кругом. Я подавил желание убить всех, кто был на этой дурацкой вечеринке, потому что сначала я должен был убедиться, что с Ноа все в порядке.
Как только мы вернулись домой, я отнес ее прямо в свою комнату. Она не спорила со мной, поэтому я включил свет и крепко сжал ее лицо в своих ладонях.
– Как ты напугала меня сегодня, – признался я, глядя на нее.
– Прости, – извинилась она, и я снова увидел, как ее глаза наполнились слезами.
– Не извиняйся, Ноа, – успокоил ее я, прижав к груди. – Но ты должна рассказать мне, что с тобой случилось. Незнание убивает меня, а я хочу защитить тебя.
– Я не хочу говорить об этом, – сказала она, уткнувшись мне в рубашку.
– Ладно, я принесу тебе футболку, сегодня ты будешь спать здесь.
Она не спорила и не сопротивлялась, даже когда я помогал ей снять ее футболку и надевать мою. Она стянула джинсы и нырнула под одеяло. Я сделал то же самое и прижал ее к груди. Я так давно мечтал об этом. Все это время я боролся со своими чувствами, обманывая себя, пытаясь заглушить чувства к ней девушками на одну ночь или вовсе избегая ее. Я боялся, что то, что со мной происходит, станет настолько большим, что я буду совершенно беспомощным, если вдруг у нас ничего не получится. Но я больше не мог этого выносить, я был влюблен в нее, я не мог скрывать своего чувства, я не мог плыть против течения.
Я взял ее руку и прижал к своей груди, прямо к сердцу.
– Чувствуешь? – спросил я ее, увидев, что она смотрит на меня широко открытыми глазами. – Раньше оно никогда так ни для кого не билось, оно бьется так только, когда ты рядом.
Она закрыла глаза и не двигалась.
– Всякий раз, когда я вижу тебя, я не могу дождаться поцелуя, каждый раз, когда прикасаюсь к тебе, я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось, Ноа… Я влюблен в тебя, пожалуйста, перестань избегать меня, ты только делаешь хуже нам обоим.
Она открыла глаза, и я увидел, что они полны слез. Она смотрела на меня умоляющим взглядом.
– Я боюсь, что ты заставишь меня страдать, Николас, – прошептала она срывающимся голосом.
Я крепко сжал ее и решительно произнес:
– Я обещаю тебе, что больше никогда не сделаю этого.
И поцеловал ее. Я целовал ее так, как всегда хотел, со всей страстью и чувствами, которые испытывал к ней, я целовал ее, как всякий мужчина должен поцеловать женщину хоть раз в своей жизни, я целовал ее, пока мы оба не почувствовали дрожь в наших телах.
– Ты сводишь меня с ума, Ноа, – признался я, поцеловав ее татуировку за ухом.
И тогда она сделала то, чего я совсем не ожидал: взяла мое лицо и прижалась лбом к моему.
– Если ты любишь меня, ты должен сначала выслушать всю историю, – сказала она, глядя мне в глаза.
– Расскажи мне все, – сказал я, – и что бы это ни было, мы пройдем через это вместе.
Она посмотрела на меня, решая, продолжать или нет, и, глубоко вздохнув, произнесла:
– Когда мне было одиннадцать лет, мой отец пытался убить меня.
Я знала, что пришло время быть откровенной, но боялась воскрешать воспоминания. Одна только мысль о том, что я снова переживу весь тот ужас, сводила меня с ума. Но Николас только что признался, что любит меня, и я не смогла устоять.
– Мой отец был алкоголиком, сколько я себя помню, он пил по-черному. Он был гонщиком NASCAR – не мой дядя, а он. Ему пришлось оставить гонки, когда в аварии он сломал ногу. Это изменило его, он позволил злости и боли пожирать его. Мне было восемь лет, когда он впервые избил мою мать. Один из его ударов пришелся на меня. Я оказалась в больнице. Но больше, до того злополучного дня, он не поднимал на меня руку. Мою мать он избивал почти каждый день. Это стало обычным делом, я даже стала привыкать к такой жизни. Мама не могла уйти от него, потому что ей негде было жить, и у нее не было денег, чтобы содержать меня. Мой отец получал пособие от ассоциации гонок, и мы на него жили. Когда он возвращался домой после пьянок, он вымещал свою злобу на маме. Дважды она чуть не умерла из-за побоев, но никто ей не помог, никто не мог ей ничего посоветовать. Она боялась, что если сообщит об этом куда-то, то у нее отнимут меня. Когда я слышала, что начались побои, я бежала в свою комнату и пряталась под одеялом. Выключала свет и ждала, пока крики не прекратятся.
Но однажды мама была вынуждена уехать по работе на два дня и оставила меня с отцом, подумав, что раз он никогда не трогал меня, то мне ничего не грозит…
Он пришел пьяным и одним махом перевернул стол. Я спряталась, но он все-таки нашел меня.
Когда я услышала эти слова, я поняла, что отец сейчас набросится на меня. Я хотела объяснить ему, что я Ноа, а не мама, но он был настолько пьян, что ничего не понимал. Вокруг было темно, ни луча света…
– Хочешь играть со мной в прятки? – кричал он, а я еще больше сжималась под одеялом. – С каких это пор ты прячешься, сука?
Вскоре последовал первый удар, а затем и второй, и третий. Не помню, как я оказалась на полу. Я кричала и плакала. Он еще больше разозлился. Он ударил меня в живот, и я задохнулась от нехватки воздуха…
– Сейчас ты узнаешь, как обращаться с мужчиной в доме!
Я услышала, как он снимает ремень. Он много раз угрожал мне им, но ни разу этого не делал. Тогда я узнала, как это больно. Он разбил окно моей спальни. Стекло было повсюду, я порезала ладони и колени, когда попыталась выползти оттуда…
Это взбесило его еще больше, он как будто не узнавал меня, как будто не видел, что он избивал свою одиннадцатилетнюю дочь.
– Он не убил меня, но был в шаге от этого. Мне удалось сбежать и выпрыгнуть из окна. Шрам на животе остался от осколка стекла, который застрял во мне… – продолжала я рассказывать Нику, чувствуя, как слезы вновь навернулись на глаза, на этот раз они были тихими. – Мои крики привлекли внимание соседей, и полиция прибыла вовремя… На два месяца я оказалась под опекой государства, так как они посчитали, что моя мать не способна заботиться обо мне.
