Шрифт:
Закладка:
* * *
Антон
«Ты увидишь, как погибает самый дорогой тебе человек».
Когда Вера упала, мне показалось, это меня ранили. Дарина повалилась вместе с ней, а потом изображение на экране исчезло. «Соединение не может быть установлено».
Я начал задыхаться. Кто-то держал меня за плечи, звал по имени. Потолок операционной стал раскачиваться, а потом рухнул. Перед глазами возник такой же черный экран, как только что в телефоне. В висках билось: «Катя, Катя, Катя». Когда она умерла, я тоже был недалеко, всего в двух кварталах. И тоже не успел.
Ощущение было такое, точно мне разом вспороли живот и вскрыли грудную клетку. Боль выкрутила внутренности, вырезала и выставила на холодный воздух. Сердце билось в горле, а я мечтал только об одном – чтобы оно поскорее остановилось.
В далекой черноте мелькнули внимательные серые глаза, тонкая шея и острые ключицы над краем ночной рубашки. Ее прикосновения всегда были осторожными. Всегда в тихом голосе слышались заботливые нотки.
Вера…
Воздух в легких закончился, а новый не поступал. Вот и отлично…
– Боец, у тебя телефон звонит!
– Тоха, тут написано «Аскольд Мирин». Ответить?
– Да ты что, не видишь, у него истерика? Отвечай. Давай на громкую.
– Нет. – Чтобы сказать это, пришлось снова начать дышать. Нечего Ваньке общаться с магом.
– Что? Не отвечать?
– Да жми уже!
Кто-то поднес трубку к моему уху.
– Вера не умерла, – произнес спокойный голос. – Она дышит. Я сейчас с ней.
Боль прокатилась от затылка до кончиков пальцев на ногах. Меня будто переехало трактором, потом переехало снова – но я почему-то продолжал жить.
– Что… – Губы и язык не слушались. – Что?..
– У дома мертвый мужчина лет пятидесяти. Седой. В руках винтовка. Пульса нет. Думаю, сила Веры забрала его.
Черный экран постепенно отступал. Я повторял сухими губами: «Вера не умерла. Вера не умерла» – и пытался дышать.
– Она ранена? Ей нужна помощь? – влез Петрович.
Мирин его услышал.
– Не думаю. Крови нет. Я слышу хруст, как от ломания льда… Похоже, ее тело само залечивает рану. Я сейчас вдохну в нее душу.
– Что2 ты сделаешь? – переспросил я.
– Перед тем как ехать, я разделил ее душу. Погибла только часть. Другую я сохранил. Подожду, пока исцеление завершится, и верну ей. Честно говоря, не думаю, что поможет сразу… Она слишком холодная. – Он замолчал. Я представил, как в этот момент он прикасается к ней. Трогает лоб, щеки, шею. – Но я звоню не для того, чтобы тебя успокоить. Тут три трупа. Не уверен, что знаю, как с ними поступить.
До меня не сразу дошел смысл слов. Три трупа? Один, должно быть, Спартак. Другой – Дарина. Видимо, пуля прошла сквозь тело Веры и попала в нее. А кто третий?
– Кто третий? – спросил я, стараясь не обращать внимания на грозно нависшего надо мной Петровича. Тот словно бы размышлял: усыпить меня сразу или дождаться окончания разговора.
Я с трудом сел на кушетке.
– Говори, Мирин. Кто третий?
– Один – этот мужчина с винтовкой. Вторая – женщина в белом платье. Пульса нет, я проверил. Третий – парень. Лежит тут на кровати, светлые волосы, на вид лет двадцать. На правой руке повязка. Я так понимаю, кожа на телефоне была с него. Хотя… – В трубке послышались шаги. – По-моему, он дышит. Но очень медленно.
– Оставайся там. Я скоро приеду.
Я отключился. Попробовал встать, но тут же пришлось сесть обратно – потолок снова угрожающе зашатался, тошнота подкатила к горлу. Я повторил себе, что Вера не умерла, надеясь, что это поможет.
Не помогло.
– Что там стряслось? – Петрович вырос передо мной, уперев мощные кулаки в бока. – Таки ранили девку? А я говорил!
– Ранили. Дай мне свитер.
– Я с тобой! – вызвался Ваня.
– Тебя там не хватало!
– А ну стоять! Оба! – Петрович зыркнул на меня, потом на Ваню. – Адрес есть?
– Есть.
– Давай сюда.
Я нехотя открыл смс, присланную Мириным, параллельно обдумывая услышанное. Мысли никак не собирались вместе. Все, чего хотелось, – лечь обратно и дождаться, пока Вера вернется.
Она обязательно придет. Она же теперь Зима, а Зима всегда приходит к тем, кто зовет ее…
Нет. Соберись, Тоха! Она там одна. Ранена. И Тёма… Он все это время был в избушке. Небось не дать умереть Дарина ему смогла, а вот разбудить… Что с ним теперь делать?
– Мне надо взглянуть на него. – Я еще раз попытался встать, но Петрович тут же вернул меня на место. – Блин, Дима! Мне правда нужно ехать.
Петрович выразительно скрестил руки на животе.
– Не только из-за Веры. Там три трупа!
Хотя один из них, может, и не труп.
На переносице у Петровича не осталось свободного места из-за сдвинутых бровей. Он молчал какое-то мгновение, видимо раздумывая, не вырубить ли меня, чтобы сократить время на уговоры.
– Как же вы мне надоели! – наконец выплюнул Петрович почти с отвращением. – Что ты, что твоя девка! Поехали! Но сначала я вколю тебе еще обезболивающего!
* * *
Зимняя Дева
Я ступаю по крепкому, поскрипывающему под ногами снегу. Вслушиваюсь в абсолютную ватную тишину. Поднимаю голову к белоснежно-прекрасному небу без солнца. Тут всегда день. Время замерло. Его вообще нет. Есть только я, Озеро и мертвые, приникшие лицами к самой поверхности льда.
Невесомые кольца у висков тихонько покачиваются в такт моим шагам. Мне кажется, они были всегда – всегда серебряный обруч обнимал мою голову, стальные наручни украшали запястья, а теплое платье укрывало тело от холодов. Мне кажется, я всегда была здесь – бродила вдоль бескрайнего озера, вслушивалась в тишину, расчищала снег носками мягких кожаных сапог и всматривалась в десятки глаз с застывшим взглядом.
Смерть существует независимо от того, верят в нее или нет. Она вечна, нерушима и милосердна. Она всегда приходит вовремя.
Я шагаю по льду и разглядываю тех, кто нашел свое последнее пристанище в студеных водах. Где-то тут мальчик, хватавший меня за руки. Тут же – человек, который стрелял в меня. Я наклоняюсь к самому льду и прикладываю к нему ладонь. Иди ко мне. Под прозрачной поверхностью всплывают знакомые черты – белесые брови, щеки привыкшего сытно есть человека, чуть подкрученные усы и в ужасе распахнутые глаза. Перед смертью он понял, что убил женщину, которую любил, и теперь душа его тянется к ней – ищет, но не находит. Той женщины здесь нет. Она ушла куда-то, куда мне нет доступа. А мужчина останется здесь навечно,
