* * *

В платье было тепло, как в домашнем халате с меховой подкладкой. Ткань ласково прикасалась к коже, юбка в пол удивительным образом не мешала при ходьбе. Оно оказалось на мне сразу, как Аскольд отпустил мои плечи. Вот я стояла в синих спортивных штанах и водолазке, задыхаясь от режущей боли в груди, а вот – в этом уютном платье. Я провела рукой по волосам – они были пышные и легкие, как сам воздух. И наверняка полностью белые.

Аскольд отступил, не отрывая настороженного взгляда от моего лица.

– Вера?

Я нерешительно кивнула.

– Ты узнаешь меня?

Снова кивок.

Аскольд одернул рукава свитера.

– Тогда пойдем. Не будем терять времени.

Пока мы спускались по лестнице, он прижимал руку к груди, словно боялся что-то выронить. На выходе меня окликнул охранник. Видимо, не слишком вежливо, потому что сила сжала ему горло ледяной ладонью.

– Вера, не надо, – донесся до меня негромкий голос Аскольда. – Ты собиралась к Дарине. Он тебя задержит.

Я отпустила охранника. Вышла на улицу, где светило бледное уставшее солнце. Вокруг сновали прохожие, но все они смотрели словно сквозь меня.

По дороге Аскольд повторил мне мой собственный план: вызвать домик Дарины, убить ее, распрощаться с остатками души и дождаться, пока он вернет то, что забрал. Он рассказывал очевидные вещи вроде того, что мы познакомились на кладбище и ходили в стриптиз-клуб искать Весеннюю Деву, и я поняла: он сам толком не знает, сколько забрал. И сколько я помню.

Я помнила все. Антона с дочкой, нашу поездку, его ранение, мою решимость убить Дарину, чтобы она его больше не достала. Мне не было страшно. Не было горько. Я просто знала, что нужно сделать. И что Аскольд мне поможет.

Мы приехали в лес. На изогнутых ветвях чернели полусгнившие листья. Я вышла из машины, прошлась по жухлой траве, чувствуя, как осторожно и недоверчиво ощупывает меня пространство вокруг. Лес пах отравой и горькой солью. Я подняла с земли почерневший лист. В его прожилках навсегда застыла жизнь.

«Осень уже мертва», – пронеслось в голове.

– Ты вроде говорила, что мужчины не видят домик Осенней Девы. – Стоя на приличном расстоянии от меня, Аскольд высматривал что-то за деревьями.

– Верно.

– Но я вижу даже надпись на крыльце. – Он указал туда, где за тонкими стволами виднелся домик с остроконечной крышей. – Там написано «Ателье Осенняя Дева»?

– Да.

Я пошла вперед. Что-то здесь было неправильно – в этом мертвом лесу, в домике, от которого совсем не ощущалось волшебства. С тем же успехом это мог быть магазин или сторожка. Но ведь таков мой план. Вызвать домик Дарины. Убить ее.

Вызвать домик. Убить…

Я подошла к крыльцу. В воздухе не было ни ветринки, он будто замер вместе с остальным миром.

– Если я его вижу, то могу пойти с тобой, – раздался голос за спиной.

– Не надо.

Что-то копошилось на краю сознания. Что-то, о чем я раньше постоянно думала, а сейчас забыла. Но чем бы оно ни было, я знала, что мне ничто не угрожает. Никто не помешает мне осуществить свой план.

Никто не встанет на пути у Зимы.

– Останься здесь, – распорядилась я, поднимаясь по низким ступеням.

Дерево под моими шагами отозвалось жалобным скрипом. Я потянула дверь – она тут же поддалась. Когда-то одна юная пугливая девочка так же открыла эту дверь… Эта девочка несла в сердце страх и зарождающийся холод. Я почувствовала, как губы искривились в усмешке. Хорошо, что эта девочка больше не я.

В сенях стоял зыбкий полумрак. Пахло можжевельником и сухими травами. Я прошла к еще одной двери и толкнула ее.

Комнатка Дарины была такой, как я ее помнила: под потолком висели перетянутые веревками веники, в углу стояла низкая кровать с красным покрывалом. На кровати лежал юноша с закрытыми глазами. Он кого-то мне напомнил, но сознание тут же отсекло эту мысль. Мне нужна была женщина.

Она стояла прямо передо мной: в льняном белом платье, простоволосая и босая, – и со спокойной улыбкой ждала, пока я подойду.

– Здравствуй, Дарина.

– Здравствуй, Вера. Ты… изменилась.

Я прислушалась к размеренному биению ее сердца. Непохоже было, чтобы она боялась.

– Мы просто с тобой давно не виделись.

Дарина смотрела на меня безучастно. В ее рыжих волосах блестела седина, глаза потускнели. Я вспомнила, с каким сочувствием она вглядывалась в девочку, что пришла к ней однажды.

– Я знаю, зачем ты здесь, – сказала Дарина глубоким и сильным голосом. – И знаю, что умру сегодня.

Я прислушивалась к стуку ее сердца. Почему она не боится?

– Но убить человека непросто, Вера, – продолжила Дарина. – Мой сын дважды ходил к Хельге и так и не смог довести дело до конца. Лишь когда в него вселилась часть твоей души, он смог убить ее… Жаль, не ко мне он пришел потом за утешением. – Дарина пристально глянула мне в глаза и веско добавила: – Он пришел к тебе. Потому Хельга и выбрала тебя: ты одновременно – утешение и смерть.

Я хотела возразить, что это не так, но никак не могла понять почему. Аргументы утонули в черном облаке, которое заслонило события двухлетней давности. Что-то там было… Что-то важное. Но я не помнила.

– Это в прошлом, – наконец сказала я.

Дарина задумчиво покачала головой.

– Нет. Это твое настоящее. – Она протянула мне руку запястьем вверх. – Давай, девочка. Делай то, за чем пришла. И радуйся, что тебе утешение не понадобится.

Я слышала, как бьется голубоватая жилка под белой кожей, чувствовала ее кончиками пальцев. Прикрыв глаза, я слилась с этим стуком, готовясь впервые в жизни замедлить его, а потом и вовсе остановить.

Что значит убить человека? Увидеть, как закатываются его глаза, из тела вытекает энергия, как отчаянно и страшно борется с небытием его сознание и трепещет душа. Однажды я это уже видела. Не помню, как и когда, но точно видела… И больше не хочу.

Худые пальцы вдруг обхватили мое запястье.

– Берегись! – Дарина надавила, силясь оттолкнуть меня.

Сзади послышался звон стекла. В спину мне ударило нечто такой силы, что мгновенно сбило с ног – я рухнула на колени. Плечо прострелила жгучая боль. Дарина тоже упала. На груди ее расплывалось алое пятно.

Что это? Почему так больно?..

Пока я искала ответы, сила взмыла под небо хищной птицей и ринулась к тому, кто это сделал. Накрыла его неумолимой волной и втолкнула в студеные объятия Озера.

Никто не смеет угрожать Зиме.

В груди что-то треснуло,