– Хорошо, – ответила Дара. – Хотя рассказывать почти нечего. Однажды утром, пять или шесть месяцев назад, дед прямо замер на месте. Мы тогда подрезали деревья в саду, он любит делать это сам, а я помогала. Он стоял на лестнице, вытянувшись вперед, и вдруг замер, опустил ножницы и не шевелился несколько минут. Я решила, что он просто отдыхает, и продолжала сгребать ветви граблями. А потом услышала, что он говорит – не бормочет себе под нос, а просто разговаривает с кем-то.

Сперва я подумала, что он обращается ко мне, и переспросила его. Он не обратил на меня никакого внимания. Теперь, когда я знаю о Козырях, я понимаю, что он разговаривал с кем-то из родни. Должно быть, с Джулианом. Во всяком случае, он сразу же спустился с лестницы, сказал, что ему придется уехать на день-другой, и немедленно отправился к дому. С полпути вернулся и сказал, что, если сюда явятся Джулиан и Жерар, он представит меня как воспитанницу, осиротевшую дочь верного слуги. А потом сразу же уехал с двумя лошадьми в поводу. Клинок был при нем.

Вернулся посреди ночи, а с ним и они оба. Жерар был почти без сознания. Левая нога сломана, весь левый бок – сплошной кровоподтек. Джулиан тоже был изрядно побит, но хотя бы кости целы. Они пробыли с нами почти месяц, и раны их исцелились очень быстро. Потом они взяли двух лошадей, и мы распрощались. С тех пор я их не видела.

– А что сказали они о том, как получили эти раны?

– Только что это был несчастный случай. Со мной ничего не обсуждали.

– Где? Где это случилось?

– На Черной Дороге. Я несколько раз слышала, как они говорили о ней.

– А где эта Черная Дорога?

– Не знаю.

– Что они говорили о ней?

– Кляли на все лады. И все.

Глянув вниз, я увидел, что в бутылке еще оставалось вино. Я нагнулся, разлил оставшееся по бокалам и один передал ей.

– За воссоединение, – сказал я и улыбнулся.

– За воссоединение, – поддержала она.

Мы выпили.

Дара стала убирать полянку, я помогал ей, но чувство острой необходимости действовать вновь вернулось ко мне.

– Сколько мне ждать, прежде чем попробовать связаться с тобой? – спросила она.

– Три месяца. Дай мне три месяца.

– И где ты будешь тогда?

– Надеюсь, в Амбере.

– А долго ты пробудешь у нас?

– Не очень. Прямо сейчас я должен кое-куда отлучиться. Завтра вернусь, а потом проведу у вас еще несколько дней.

– Я бы хотела, чтобы ты задержался подольше.

– Если бы я мог! Теперь, после нашей встречи, мне тоже хотелось бы этого.

Она покраснела и с деланым усердием принялась упаковывать корзинку. Я собрал фехтовальные принадлежности.

– Ты сейчас в усадьбу? – спросила Дара.

– В конюшню. Я уезжаю немедленно.

Она подобрала корзинку.

– Значит, идем вместе. Моя лошадь по дороге.

Я кивнул и ступил следом за ней на тропинку, уводившую направо.

– Полагаю, – спросила она, – мне не следует говорить о нашем знакомстве никому, деду в особенности?

– Так будет благоразумнее.

Плеск и бормотание ручья, бегущего к реке, что неторопливо катила свои воды к морю, становились все тише и тише, пока не исчезли совсем, и только какое-то время еще доносился скрип колеса, надетого на вал и рассекавшего воду.

Глава шестая

Неуклонное перемещение важнее, чем скорость сама по себе. Пока есть постоянная смена мысленных декораций, за которые цепляются ментальные крючки, есть и пространство для физического движения. Как только таковое началось, скорость становится вопросом осторожности.

Так что я двигался медленно и настойчиво, осторожности для. Незачем было утомлять Звезду. Внезапные перемещения достаточно тяжелы и для человека, а животные не так хороши в самообмане, как люди, и иногда доходят просто до бешенства.

По небольшому деревянному мосту я пересек речушку и некоторое время ехал вдоль нее. Я хотел обогнуть город по окраине и следовать вниз по течению до побережья. Полдень миновал. Я ехал в прохладной тени, на боку у меня висел Грейсвандир.

Углубившись на запад, я поднялся на высящиеся в той стороне холмы, не желая начинать перемещения, пока не доберусь до площадки, с которой открывался прекрасный вид на город, где плотность населения была самой большой в здешнем краю, как и в моем Авалоне.

Город этот носил то же имя, здесь жили и работали тысячи людей. Серебряных башен здесь было поменьше, а речушка пересекала город под несколько иным углом. К югу она расширялась или ее расширили раз этак в восемь. Над кузнями и тавернами клубились дымки, легкий ветерок сносил их к северу; люди на конях, пешком, на повозках и в экипажах двигались по узким улочкам, посещали и покидали лавки, постоялые дворы, жилые дома; стаи птиц кружились, взмывали и приникали к земле у коновязи; вяло шевелились несколько ярких вымпелов и флагов, вода поблескивала сквозь марево. Я был слишком далеко, чтобы различать голоса, стук, бряцание, грохот, скрип и прочие звуки по отдельности: все сливалось для меня в монотонный шум. Не ощущал я и каких-то особенных запахов, но, даже если бы оставался слепым, я узнал бы о близости этого города, только потянув воздух.

Вид с высоты пробудил во мне некоторую ностальгию, грустные обрывки воспоминаний и слабую скорбь о городе, который был ему тезкой в давно исчезнувшей Тени… Жизнь тогда была проще, да и я был счастливее, чем ныне.

Но невозможно прожить столь долгую жизнь, как моя, сохранив хоть каплю наивности; обычно среди нас сентиментальность не приветствуется.

Былые дни миновали, моего города давно не было, и все мои мысли поглощал Амбер. Я повернул к югу, исполнившись желания одержать победу. Амбер, я тебя никогда не забуду…

Ослепительный палящий солнечный диск вспыхнул над головой, взвизгнули ветра. Небо становилось все желтее и желтее, сияя все ярче, словно надо мною от горизонта до горизонта протянулась пустыня. Холмы проросли скалами, пока я спускался по склону, и выглаженные ветрами каменные выросты удивляли гротескными формами и мрачными оттенками. Внизу меня поджидала пыльная буря, и пришлось сощуриться и прикрыть лицо полой плаща. Звезда то и дело чихала, ржала коротко, но топала вперед. Песок, ветер, камень, небо отливало оранжевым, и синевато-серые облака, к которым клонилось солнце…

И сразу – длинные тени, затихающий ветер и тишина. Лишь копыта стучат по камням, да еще слышится дыхание… Мгла мчит навстречу, солнце тонет за пеленою туч… Гром сотрясает стены дня… Неестественно четко видится даль… Воздух прохладный, голубоватый, покалывает электричеством… И снова гром…

Неровно-стеклистая