она навещала мать, она проходила мимо этой мечети, а в детстве у её дверей поджидала отца, который возвращался домой после молитвы. Иногда она, развлекаясь, просовывала голову внутрь и видела молящихся в земном поклоне, или рассматривала группу дервишей, что собрались в переулке, зажигали светильники и раскладывали циновки, а потом устраивали зикр.

Дверь открылась, и из неё высунулась голова чернокожей служанки, которой шёл пятый десяток. Как только она заметила гостью, её лицо засияло от радости, и она испустила приветственный крик. Затем она посторонилась, пропуская её, и Амина вошла в дом. Служанка же не сдвинулась с места, словно ожидая, что следом войдёт ещё один гость, и Амина поняла, что под этим подразумевалось, и недовольно прошептала:

— Садика, закрой дверь…

Служанка удивлённо спросила:

— А господин не пришёл разве вместе с вами?

Она отрицательно покачала головой, делая вид, что не замечает её изумления, и прошла через двор, в середине которого находилось помещение, где в печи пекли хлеб, а в левом углу располагался колодец с водой, на узкую лесенку, по которой добралась до первого этажа, бывшего также же и последним. Прошла по коридору в комнату матери и вошла. Мать её сидела на диване посреди маленькой комнатки, и в обеих руках держала длинные чётки, что свешивались ей на колени. Глаза её были устремлены на дверь с любопытством, вызванным стуком в дверь. И когда вблизи послышались шаги, и к комнате подошла Амина, она спросила:

— Кто..?

На губах её появилась слабая улыбка, которая выражала радость и гостеприимство, словно она предполагала, что у неё будет ещё один гость, о котором она спросила. Амина ответила ей тихим и грустным голосом:

— Мама, это я, Амина…

Старуха спустила ноги на пол и стала щупать туфли, пока не наткнулась на них и не просунула в них ноги, встала и раскрыла объятия, в возбуждении ожидая дочь. Амина кинула вуаль на диван и бросилась в материнские объятия, целуя её в лоб и в щёки, а та целовала губами в те места, до которых могли достать губы: голову, щёки и шею. Когда их объятия закончились, старуха нежно похлопала дочь по спине и в любопытстве уставилась на дверь. На губах её играла улыбка, готовая приветствовать ещё одного гостя, как и Садика только что. Амина снова догадалась, что означает эта её поза, и покорно сказала:

— Я пришла одна, мама…

Мать повернула к ней голову недоумевая, и пробормотала:

— Одна?!.. — затем, деланно улыбаясь, дабы прогнать тревогу, что пробудилась в ней… — Пресвят Тот, Кто не изменится!..

И отошла к своему дивану. Уселась и спросила, — на этот раз интонация её красноречиво свидетельствовала о тревоге — Как дела?… Почему его нет с тобой, как обычно?

Амина присела рядом с ней и тоном ученика, который признаётся в том, что не может ответить на экзаменационные вопросы, сказала:

— Он разгневан на меня, мама…

Мать молчаливо заморгала, а затем грустно пробормотала:

— Прибегаю к помощи Аллаха от шайтана, побиваемого камнями. Сердце мне никогда не лжёт, оно сжалось как раз тогда, когда ты произнесла: «Я пришла одна, мама…» Интересно, что же вызвало его гнев на такого милого ангела, как ты, которым не наслаждался до него ни один мужчина?!..Скажи мне, дочка…

Глубоко вздыхая, Амина ответила:

— Во время его отъезда в Порт Саид я посетила нашего Господина Хусейна…

Мать удручённо задумалась, а потом задала вопрос:

— А как он узнал, что ты совершала паломничество?

Амина с самого начала стремилась сохранить в тайне происшествие с машиной из жалости к старой матери, с одной стороны, и из сдержанности, с другой, и потому ответила то, что заранее приготовилась сказать:

— Видимо, кто-то видел меня и донёс ему…

Старуха вспылила:

— Тебя никто не знает, кроме тех, кто видел тебя дома. Ты в ком-то сомневаешься?… Это, может быть, Умм Ханафи?! Или его сын от другой женщины?

Амина не дала ей досказать, и уверенно ответила:

— Наверное, соседка видела меня, и сообщила своему мужу с самыми добрыми намерениями, и тот передал это господину, не оценив всей серьёзности последствий своего поступка. Я ни в ком из обитателей дома не сомневаюсь…

Старуха в смущении недоверчиво покачала головой и сказала:

— Да продлит твою жизнь Аллах. Лишь Он один знает всё и может разрушить козни. Но твой муж?.. Он же умный человек… Ему уже пятый десяток… Неужели он не может найти иной способ выразить свой гнев, кроме как прогнать из дома подругу жизни и мать своих детей?!.. Пресвят Ты, Господь… Люди все взрослые да разумные, лишь мы одни, хоть и взрослые, да безрассудные. Неужели если благочестивая женщина посетит Господина нашего Хусейна, то будет считаться безбожной грешницей? Разве его друзья, которые намного менее ревнивы и мужественны, чем он, не позволяют своим жёнам выходить из дома с различными целями?!.. Твой отец, что сам был шейхом, обучавшим Книге Божьей, позволял мне ходить к соседям.

Молчание и печаль надолго воцарились в комнате, пока старуха не повернулась в сторону дочери, и со смущённой улыбкой на губах спросила, как бы попрекая её:

— Что же побудило тебя проявить своеволие после всего того слепого повиновения, что он видел от тебя все эти долгие годы?!.. Уж очень меня это поражает… Каким бы вспыльчивым ни был он по характеру, он всё же твой муж, и лучше всего ему подчиняться — это ради твоего собственного покоя и счастья твоих детей. Ну разве не так, доченька?… Самое удивительное в том, что я и не припомню такого дня, когда бы тебе требовался совет!!

В уголке губ Амины появилась лёгкая улыбка смущения, и она невнятно пробормотала:

— Шайтан попутал!

— Да проклянёт его Аллах! Неужели этот проклятый сбил тебя с пути спустя пятнадцать лет мира и гармонии?!.. Но именно он вывел нашего праотца Адама и праматерь нашу Еву из рая!..