мир совершает трудную работу притворства и игры. Если дольше понаблюдать за маскарадом, то можно заметить, что играют и притворяются до тех пор, пока не названа сущность, скрытая под маской. Даром называния обладает только Красная Шапочка – единственный в играющем мире художник. Раскрытие истинной сути вещей, явлений, обитателей, путь от притворства к разоблачению, от правдоподобия к правде – не для этого Волк выманивал Шапочку из дома, но для этого она совершила путь: должно быть, потому, что весь мир желал стать наконец названным и настоящим. Спонтанность и алогичность, непредсказуемость пути этим и объясняется: он не ведет к бабушке, а путешествие к бабушке – лишь предлог для того, чтобы он начался. Куда он приведет Красную Шапочку в конце концов – неизвестно. Предположу, что в мире этой сказки путь к бабушке всякий раз иной, и он меняет направление непредсказуемо и мгновенно, в зависимости от того, что делает путник в дороге.

Владимир Басов и Яна Поплавская в фильме «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки»

По этой причине путь пролегает не только через лес, за которым живет бабушка, но по холмам, вдоль побережья, в лугах и полях, как будто Шапочка решила обойти весь мир, чтобы прийти к бабушке. Вот еще одна особенность мира в сказках Инны Веткиной – он постоянно расширяется, стоит герою ступить за порог.

Каких персонажей подсовывает Красной Шапочке мир, или путь, чтобы она назвала их настоящие имена? Больше всех нуждаются в этом волки. Волчья семья тоже из несчастливых по-своему, она состоит из Волчицы, носительницы представлений о должном, об идеальном волке, Худого волка, который стремится к этому волчьему идеалу, Толстого волка, который никогда себя по-волчьи не вел, и Волчонка, своеобразного антиволка, одинокого ребенка, поступающего наперекор ожиданиям. Волчий дуэт – из тех странных парочек, которые со времен Дон Кихота странствуют по литературным и кинематографическим сюжетам неясно за какой целью – дорога увлекает их. Им приходится притворяться лесорубами, ловцами бабочек, священнослужителями, циркачами, прекрасными дамами – «подружками бабушки», черной и белой сообразно их характерам. И в их истории отчетливее становится не тема несуразной волчьей жизни, а магистральная нечаевская тема поиска своего пути и места на земле.

Между прочим заметьте, что самой насыщенной, живой жизнью живет лишь Толстый волк: всем увлекается, ничего не боится – не знает, чего следует бояться. Он ко всему радушен: вот, как ни странно, новая реинкарнация Буратино. Изо всех персонажей, блуждающих по миру этой сказки (а усидеть на месте удается немногим: уморительным злым бабкам из деревни Красной Шапочки, которые воплощают косную силу, называемую «как все», Звездочету и бабушке, но ей как раз положено сидеть дома, чтобы путь имел цель), только для Толстого волка с душой поэта путь заманчив и удивителен. Он задается вопросами бездельников, поэтов и философов: «А почему нельзя съесть слона? А кто пробовал съесть слона?», только жаль, в волчьем мире эти вопросы абсурдны.

Толстый волк принимает все новости на этом пути с неустанным восхищением, и путь щедр к нему: благодаря ему, Толстый волк впервые видит себя в зеркале, то есть встречается с самим собой. Худой волк тоже получает дар, когда ему хватает чести признать, что ненавистная девчонка влезла ему в душу, – не желая того, он вспоминает свое детство, когда мир был добр, а волчья душа невинна.

Важнее волчьего дуэта другой персонаж, детский – Волчонок, сын пропавшего из-за Красной Шапочки волка, который под лапой суровой бабки вырос свободнейшим из волков – свободным от волчьего нрава. Он один из героев-сирот, которые встречаются почти во всех фильмах Нечаева, начиная с «Приключений Буратино»: одинокий, оставленный без внимания ребенок, не изгой, не постылый пасынок, но как будто чужой, сводный брат Буратино, Тима Талера, Звездного мальчика, Питера Пэна, Людвига Ларссона. Этот щемящий образ – своеобразная тень Красной Шапочки: рядом с нею, доверчивой и счастливой, он еще больше одинок и несчастлив, всегда прячется, всего чуждается.

Фотопроба Дмитрия Иосифова на роль Волчонка в фильме «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки»

В том, что Волчонком стал Дмитрий Иосифов, раньше сыгравший Буратино, есть милая, улыбчивая режиссерская рифма: утраченная по разным причинам азбука тому и другому открывает путь в большой мир, который учит интереснее и доходчивее азбуки, но без нее этот мир был бы невозможен. Мир играет с Волчонком или, если угодно, проявляет диалектику: Красная Шапочка вытаскивает из колодца сына своего врага, а тот и угодил в колодец оттого, что хотел отомстить своей родне, это значит помочь волчьему врагу – Красной Шапочке. Из противодействия волчьей морали Волчонок поступает возмутительно с волчьей точки зрения – он не только помогает Красной Шапочке спастись от волков (это хотя бы объяснимо местью), а, переняв ее доброту, жалеет брошенную на привязи собаку и забирает ее с собой. Красная Шапочка пробуждает истинные души персонажей, истертые предрассудками.

«Лукавая двуадресность» советских киносказок семидесятых выписывает в этом сюжете легко читаемый подтекст для взрослых. В нем волчье логово рифмуется, например, с закрытым обществом, Волчонок с диссидентом, а Красная Шапочка представляется свободомыслящим человеком из большого мира. Но такой бородатый подтекст можно подклеить к любой советской киносказке, потому что он паразитически точно совпадает со свойствами советского сказочного хронотопа. Не станем углубляться, просто признаем, что в сюжете предостаточно остроумных и точных шпилек в адрес взрослых.

Красной Шапочке встречается еще один занимательный персонаж – принц, оказавшийся принцессой, существо, живущее под колпаком почти насильственной опеки и замученное балованием до потери самого себя. Так долгой рифмой к полной свободе Красной Шапочки и постепенному раскрепощению Волчонка проявляется абсолютная несвобода существа, казалось бы, самого свободного в капризах. У семи нянек дитя в самом деле без глаза, без воли, без дела и даже без пола (хотя тут же проскальзывает и проницательный намек на детскую двуполость).

Мир, в котором живет Красная Шапочка, кружится вокруг главной темы правды и правдоподобия. И чем значительнее тема влияет на персонажей, тем одновременно становится гибче. Правда изгибается во множестве вымыслов, которые, тем не менее, не становятся «неправдой». Она разрастается лукавствами вроде «у каждого своя правда» и дилеммами «быть или казаться», «лгать или вымышлять». С ней сплетаются тема различения и называния сущностей, тема честности в самой детской трактовке: честность как соблюдение правил. «Я занимаюсь нечестными делами, но делаю их честно», – с неопровержимой честностью утверждает Злой волк.

Чему этот неправдивый и неправдоподобный мир в своей игре беспрекословно подчиняется, так это должному. По правилам добро должно оставаться добром, зло должно быть верным представлениям о зле, враги должны сталкиваться, и путь должен вести