На отношение ко мне крестьянства я жаловаться не могу, они видели, что я справляюсь с полевыми работами удовлетворительно и потому обвинений в дармоедстве не заслуживаю. Но лучше расположенные крестьяне побаивались обвинения со стороны своих руководителей, а также и уездного начальства в дружбе с помещиками, почему не препятствовали проявлению в некоторых случаях опеки, выражавшейся в расследовании, зачем пошла лошадь на станцию без разрешения сельского совета, а также в требовании отвода мне земли по жребию наравне со всеми односельчанами и притом непременно в разных участках по лоскутам. Это все, конечно, надоедало, тем более что при бестолковости на ожидание решения уходила масса времени. Вообще, кому не приходилось иметь дело с общинным хозяйством, тот не может понять, что это за нелепая и стеснительная на каждом шагу зависимость.

Красноармейцы в село наезжали редко, но успели надоесть и тогда уже крестьянству, как вообще и все советское правительство, почему нередко можно было услышать чаяния и ожидания прихода чехов или Дутова, о которых в этих местах доходили слухи.

* * *

Перехожу теперь к описанию образования Восточного фронта, сыгравшего затем такую серьезную роль во всем антибольшевистском движении в России.

Моментом образования восточно-большевистского фронта является занятие чехословаками средней Волги с городами Сызранью, Самарой, Уфой, когда был отрезан восток от центра России. Эти события относятся к началу июня месяца 1918 года. Они имели огромное значение в том отношении, что способствовали развитию борьбы с большевиками в отрезанных от центра России районах; и накоплявшиеся до этого антибольшевистские силы в Сибири получили возможность вылиться в формы, годные для борьбы с большевизмом.

Появление чехословацких войск в приволжских губерниях относится, как я уже указывал, к первой половине марта 1918 года, и появление их в этой местности объясняется осуществлением договора их командного состава с советской властью, по которому Чехословацкий корпус, начало формирования которого относится еще к дореволюционному периоду и насчитывавший при появлении его на Волге до 60 000 человек, должен был быть эвакуирован в Чехию через Сибирь.

По первоначальному плану эвакуация должна была быть произведена через Архангельск, но какие-то осложнения, а может быть, и всегдашняя путаность и нерешительность в союзнических действиях помешали приведению этого плана в исполнение, почему чехи из пределов Украины были направлены к Волге. Эвакуация производилась с большими затруднениями, как из-за возникновения различных препятствий, чинимых чехам комиссарами, требовавшими отдачи оружия, снаряжения, аэропланов и т. д., так и вследствие малой пропускной способности железных дорог, которые, как, например, Самаро-Златоустовская, могли пропускать лишь по одному эшелону в сутки.

Однако, несмотря на все это, чехи постепенно продвигались, и к 20-м числам мая по новому стилю головные эшелоны уже достигали Челябинска, хвост же их подходил к городу Балашову, стоящему на Рязанско-Уральской железной дороге. Независимо от этого, небольшой отряд находился в Забайкалье.

Но к этому времени отношение советской власти к чехам по настоянию германского посла в Москве графа Мирбаха стало проявляться все в более и более настойчивом требовании приостановки их передвижения и разоружения. По-видимому, Мирбах, по указанию из Берлина, должен был препятствовать усилению союзной армии Чехословацким корпусом, и потому задачей его было остановить корпус в пределах России, разоружить его, а личный состав перевести на положение военнопленных. Уступчивость чехов, проявленная ими в начале весны в центральных губерниях и приведшая к отдаче части своего оружия, прекратилась, и они стали выказывать явное желание не подчиняться.

Тогда из Москвы было отдано распоряжение отобрать оружие силой, и в городе Пензе, где в это время их находилось около 4 тысяч, после безрезультатных уговоров местного комиссара был послан большевиками отряд мадьяр для приведения московского приказа в исполнение. Последнее обстоятельство страшно возмутило чехов, появление мадьяр оскорбило их национальное достоинство, и солдаты потребовали у своего командования дать отпор. 20 мая большевики открыли из орудий огонь по поездам, чехи же начали подтягивать свои отставшие эшелоны, выдержавшие за это время тоже бой около ст. Ртищево Рязанско-Уральской железной дороги. Не надеясь удержать город в своих руках, ввиду высылки красным командованием из Москвы тяжелой артиллерии и войск, они через 3 дня оставили Пензу и ушли на восток, где в это время шли бои у Самары и Уфы.

Создавшееся положение вызвало у большевистских комиссаров страшную панику. Они, как мне говорили очевидцы, видимо, совершенно не ожидали быстрых и решительных действий со стороны чешского командования, а также не предвидели и не рассчитали неспособности своих частей оказывать сопротивление; небоеспособность же их действительно оказалась феноменальной. Потери чехов за этот бой выразились что-то цифрой около полутора десятка, тогда как у красных она достигала более полутораста человек, в числе коих попалось и несколько комиссаров.

Местный Совет обратился с воззванием за помощью к населению, призывая его стать на защиту крестьянского и рабочего правительства.

Но отношение крестьян было самое отрицательное или в лучшем случае выжидательное. Часть сел просто отказалась дать помощь, часть же, после долгих обсуждений, решила послать ходоков узнать, как обстоит на самом деле дело. Испугали еще крестьян прибежавшие из города односельчане, служившие в Красной армии, дезертировавшие во время паники и рассказывавшие различные ужасы о происшедшем бое: будто бы часть города сравнена с землей и т. д. Комиссаров, удиравших на поездах, провожали по дороге на станциях со свистом и улюлюканьем.

То, что делалось в освобожденных чехами городах, как, например, в Пензе, Сердобске, Кузнецке, Сызрани, нельзя себе и представить. Все облегченно вздохнули, чувствовали себя как на Светлом Празднике.

В городах собрались немедленно думы выборов времен Керенского. Но в Пензе, например, открыто взять на себя власть опасались, ограничиваясь лишь специальной работой, организацией продовольственной помощи или милиции, словом, той, без которой обойтись нельзя было. Это происходило оттого, что чехи предупредили, что они оставаться в городе не предполагают из-за военных соображений, но думают все же скоро вернуться. Однако побывать им в этой местности больше не было суждено. Отойдя по Сызрано-Вяземской железной дороге по направлению на Сызрань, которая в это время уже была в их руках, они остановились примерно в 70 верстах от Волги.

Самара, получив соответствующее распоряжение из Москвы об обезоружении Чешского корпуса, пробовала тоже сопротивляться, но гарнизон ее был наголову разбит. Чехи начали обстреливать город, затем, сделав вид, что отступают, неожиданно отрезали красных от города и загнали их в речку Самарку. Поднявшееся в это время в Самаре восстание помогло освобождению города. Часть комиссаров была растерзана рассвирепевшей толпой, причем ловили и спасшихся из воды красных, вбегавших в город голыми.

Зато в городах, оставленных чехами,