я понимаю, учитывая скорость передвижения войск, есть несколько вариантов, когда прибудет шах Кярс. Если бы он поскакал с небольшим эскортом на кашанских лошадях, то был бы здесь еще вчера. Но вместе со всей армией ему потребуется еще шесть дней. А если с артиллерией, то все две недели.

Хизр Хаз вздохнул:

– Шесть дней могут растянуться и на шесть лет, если Мансур захватит власть. Все зависит от нас. Если Кярс вернется в город, который будут удерживать йотриды, все мы окажемся в могиле, а ему придется осадить город.

– Тем больше у нас причин довести дело до конца, – сказала я. – Тем больше причин объединиться, не сворачивать с пути и спасти моего сына. – Все посмотрели на меня. Хадрит с обнадеживающей улыбкой, Като с уверенным взглядом, а Хизр Хаз с легким кивком. Но даже имея в союзниках трех самых могущественных людей в городе, я все равно понимала, что все зависит от меня. – Так каков наш план?

Сегодня вечером Като нападет на Песчаный дворец, и его люди окружат все ворота, преодолеют стены и уничтожат личную охрану Мансура. А его возьмут в плен, и пусть Кярс решает его судьбу. А что буду делать я? Ждать, разумеется. Ждать в сундуке с одеждой, откуда я позабочусь о безопасности сына.

Однако меня не покидали мысли о йотридах. Отец говорил, что Пашанга «скрывает облако», через которое даже он не может «проникнуть», и его намерения и действия «принадлежат не этому миру». Все боялись Пашанга, но я опасалась, что боялись недостаточно. Нам нужно больше людей в караул на стенах, пока гулямы и орден захватывают дворец. Поэтому я послала человека из ордена за Абунайсаросом, Великим магистром Лучников Ока.

Он прибыл прямо на закате с тремя лучниками и рыжей девушкой, которую я заметила ранее. Во всем этом безумии я забыла о ней и ее незнакомом типе крови. Быть может, если я правильно разыграю карты, мне удастся получить два яйца от одной наседки.

Мы сели рядом с Като за низкий деревянный стол в трапезной ордена, с каменным полом и голыми стенами. Из кухни доносились шаги, плеск воды и лязг кастрюль – там люди всегда были при деле. И оттуда растекались приятные ароматы чечевицы и мяты.

Борода Абу доходила ему до пупка, и он был таким высоким, что и сидя напоминал башню. Рядом с ним терялся даже Хадрит.

На кухне ордена не было ни розовой воды, ни шербета, ни спиртного, и нам подали воду. Рыжая девушка, Сафия, отпила из кружки и, нахмурившись, опустила ее.

– Она мне помогает, – сказал Абу. – А взамен я обучаю ее тому, что знают только Великие магистры Лучников Ока.

Я задумалась, как она этого добилась. Она явно не была застенчивой и тихой девушкой, которой казалась. После этой встречи нужно разузнать о ней побольше.

Като держал спину прямо, руки скрещенными и не сводил взгляда с Абу. Интересно, насколько хорошо они знакомы. В любом случае, предубеждения Като наверняка перевесят.

– У меня есть только пять минут, – сказал Като, засопев. – Убедите меня, что лабашцам можно доверить что-либо серьезнее бумаги.

– Кровавая чума разрушила нашу страну, как и твою, брат. Теперь мы оба служим Аланье.

Като фыркнул:

– Верно. И сколько тебе платят?

Абу тоже фыркнул:

– А сколько платят тебе?

Оба что-то проворчали себе под нос.

– Послушайте, – вмешалась я, – мой возлюбленный Кярс полностью доверяет Лучникам. – Он никогда о них не упоминал, но имеет смысл приплести сюда человека, мнением которого оба дорожат. – Он считает их самыми преданными слугами Аланьи, как и его отец, и отец его отца. Абу, ты поможешь защитить городские стены от йотридов?

Он глотнул из кружки, замочив бороду.

– Без колебаний. Ведь ты мать наследника престола, и мы сделаем все, что попросишь. А кроме того, мы с удовольствием воспользуемся возможностью заслужить доверие народа.

Като с отвращением хмыкнул:

– Она может быть хоть матерью самого святого Хисти, но здесь, в Аланье, матери не отдают приказов, по крайней мере пока. Тебе понадобится мое одобрение, а я еще не убежден.

– Теперь приказы отдают рабы?

Когда Абу пожал плечами, они почти коснулись ушей.

– Рабы правили многими землями Селуков, – ответил Като. – Говорят, янычар, Великий визирь Сирма, имеет больше преданных сторонников, чем шах.

– Вот как? – отозвался Абу. – А я слышал, что жена шаха дергает его за ниточки. Свирепая женщина с огненными волосами, которая помогла сокрушить крестейцев.

– Наложница, – прошептала рыжая девушка. – Не жена.

Я ничего о ней не слышала, но какая разница?

– Рабыня, наложница, – сказала я. – Совсем как я. Но я никого не дергаю за ниточки и не отдаю приказы. Это лишь предложение, которое пойдет на пользу всем, я уверена. – Я повернулась к Като: – Силы кагана Пашанга превосходят наши в десять раз. Если оставить хоть один участок стены без присмотра, он захватит всю. Если ты сейчас решишь отказаться от помощи Лучников, все дальнейшее будет на твоей совести. А я позабочусь, чтобы Кярс об этом узнал.

Като вздохнул.

– А если эти этосиане нас предадут? – он мотнул головой в сторону Абу. – Мне придется это расхлебывать?

Я покачала головой:

– Обещаю, если вдруг такое произойдет, я скажу Кярсу, что это моя вина, а не твоя.

– Влюбленные не видят изъянов, – насупился Като. – Все равно обвинят меня, и ты это знаешь. Порой я жалею, что продал себя во дворец. – Он посмотрел на меня: – От вас, Селуков, больше бед, чем прибыли.

Меня впервые назвали Селуком. Я постаралась принять это как должное.

– Ты продал себя? Как человек может добровольно стать рабом?

Я сделала то же самое ради своей миссии.

Като никогда не рассказывал о себе, поэтому сейчас заколебался, почесывая бороду.

– Какое-то время я был воином на службе у султана Химьяра… на том жалком клочке, которым он правил, после того как кровавая чума отравила большую часть нашей земли. У нас было слишком мало урожая и слишком много голодных ртов, и султан ежедневно посылал нас сгонять, обращать в рабство и продавать целые племена – мужчин, женщин и детей. – Он усмехнулся в сторону Абу: – Все это время мы отбивали нападения твоего народа на то немногое, что осталось. Я убил больше лабашцев, чем зубов у меня во рту.

Так вот почему у него до сих пор остался химьярский акцент. Его не поработили в нежном возрасте, как большинство гулямов.

– Я… устал от этого. Оказалось, что настоящий ужас – вовсе не кровавая чума. То, как мы поступали друг с другом