Однако этим планам не суждено было сбыться — Леонид Леонидович Линицкий скоропостижно скончался от сердечного приступа в Харбине на 54-м году жизни. Для мамы, которой было всего 26 лет, это было тяжелейшим ударом. К тому же ей пришлось организовывать в Харбине фиктивные похороны: под чужим именем и по католическому обряду, как того требовала легенда. Гроб был закрытым, тела в нем на самом деле не было. Как маме все это удалось выдержать, одному Богу известно. С помощью нашей Службы тело тайно вывезли в Советский Союз в цинковом гробу на самолете, снова через несколько стран. В Москве бабушке предложили два варианта — Новодевичье или Ваганьковское кладбище. Бабушка была настолько скромной, что сказала: «Мне все равно — давайте на Ваганьковском». И только после смерти дедушки наша семья в Москве получила первую отдельную квартиру. Нашими соседями дверь в дверь была семья Рудольфа Абеля — Вильяма Генриховича Фишера. Полковник Абель в то время отбывал срок в американской тюрьме. Помню, я часто гостила у соседей и сидела на коленях у его супруги Елены Степановны и дочери Эвелины. Они очень любили меня и всегда старались угостить повкуснее.

— А как сложилась дальнейшая судьба Вашей мамы — ведь она тоже стала профессиональной разведчицей-нелегалом?

— Моя мама продолжила дело своего отца — Леонида Леонидовича Линицкого. Она знала десять иностранных языков, из них три диалекта одного из европейских языков, на которых говорила абсолютно без акцента, что является редкостью даже для разведчиков-нелегалов, имела фотографическую память и энциклопедические знания в самых различных областях, прекрасно рисовала, обладала очень красивой внешностью и исключительным женским обаянием. В течение многих лет она успешно работала в различных странах. Я все эти годы жила без мамы с бабушкой. Глядя на Гордану, с которой мы росли вместе как сестры, я тоже называла бабушку мамой. Когда мама Галя вернулась из длительной командировки, нам нелегко было привыкать друг к другу. Однако мама сделала все возможное, чтобы стать мне самым лучшим другом на всю жизнь. Она очень заботилась обо всех членах семьи Линицких, стараясь облегчить им раннюю утрату мужа и отца. Во время маминой нелегкой работы руководство нашей Службы также постоянно оказывало помощь нашей семье, обеспечивая лечение в ведомственных поликлиниках и летний отдых в соответствующих санаториях и пионерских лагерях, а также решение жилищных вопросов по мере изменений в составе семьи. Бабушка Екатерина Фёдоровна пережила мужа на сорок лет и сейчас покоится вместе с ним. Стало хорошей традицией, что молодые сотрудники того подразделения Службы, в котором работали Линицкие, регулярно приносят цветы на скромную могилу деда на Ваганьковском кладбище в юбилейные даты и в День Победы».

Записки резидента

Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать,

Полететь к ненаглядной певунье своей…

Да вот только узнает ли Родина-мать

Одного из пропащих своих сыновей?

Евгений Агранович

Утром 7 ноября 1944 года тяжелая железная дверь в камеру смертников токийской тюрьмы Сугамо открылась. По торжественным и в то же время театральным жестам вошедшего чиновника Зорге понял, что в этот праздничный день — конечно, праздничный не для его палачей, а для него, коммуниста и советского разведчика — он умрёт. Это была 27-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, и день этот для приведения приговора в исполнение был выбран не случайно. Юда Тамон, возглавлявший отдел по идеологическим преступлениям прокуратуры Токийского округа, впоследствии утверждал, что день годовщины русской революции был выбран исходя из кодекса самурая, описывающего путь воина. «Однако, — как пишет в недавно вышедшей монографии “Верный вам Рамзай” Михаил Алексеев, — представляется, что выбор 7 ноября для приведения приговора в исполнение скорее свидетельствует об изощренности японских инквизиторов».

И с этим нельзя не согласиться. Какой там кодекс чести, когда 13 декабря 1937 года, после взятия Нанкина, столицы Китайской республики, солдаты японской императорской армии в течение шести недель устроили невиданную в истории кровавую бойню, изнасиловав и изрубив на куски более 300 тысяч китайских женщин, стариков, детей и безоружных солдат. Так, Tokyo Nichi Nichi Shimbun и Japan Advertiser вели спортивный репортаж о том, как два японских офицера соревновались, кто быстрее убьет сто человек, используя только меч. Международный военный трибунал для Дальнего Востока оценил количество изнасилованных в 20 тысяч, не считая детей и старых женщин. Часто сразу после изнасилования женщин убивали, нередко путём засовывания в половые органы штыков, бутылок или бамбуковых палок. Для детей исключения не делалось, «самураи» вспарывали их, чтобы совершить насилие. «Г-жа Ся была вытащена из-под стола в комнате для гостей, где она пыталась спрятаться вместе со своим годовалым ребёнком. Она была раздета и изнасилована, а затем заколота штыком в грудь, а в её вагину засунули бутылку. Ребёнок был убит штыком. Некоторые солдаты затем перешли в следующую комнату, где [находились] родители г-жи Ся, их возраст 76 и 74 года, и две её дочери 16 и 14 лет. Они собирались изнасиловать девочек, когда бабушка попыталась защитить их. Солдаты застрелили её из револьвера. Дедушка обхватил её тело и был убит. Девочки были изнасилованы, старшая 2–3, а младшая 3 мужчинами. Старшая девочка затем была зарезана, а в её вагину засунули трость. Младшая также была заколота, но избежала ужасной участи своей сестры и матери. Затем солдаты закололи штыком другую сестру в возрасте 7–8 лет, которая также находилась в комнате. Последними в доме убили двух детей, 4 и 2 лет от роду. Старший был заколот, а голова младшего разрублена мечом». Это выдержка из дневников Йона Рабе, генерального директора филиала компании Siemens AG в Китае, изданных в США в 1998 году. Несмотря на то, что Рабе был членом НСДАП, он выступил против зверств японских солдат и организовал «Нанкинскую зону безопасности», благодаря которой спаслись не менее 200 тыс. китайцев, за что Рабе по возвращении в Германию был арестован гестапо по подозрению в симпатиях к коммунистам. На беременных женщин охотились специально, их животы прокалывали штыками, часто после изнасилования. Тан Цзюньшань, выживший свидетель массовых убийств, рассказывает: «Седьмой и последней в первом ряду была беременная женщина. Солдат решил, что может изнасиловать её перед убийством и, отделив от группы, оттащил примерно на десять метров в сторону. Когда он попытался совершить изнасилование, женщина оказала отчаянное сопротивление… Солдат резко ударил её в живот штыком. Она издала последний стон, когда её кишечник вывалился наружу. Затем солдат зарезал плод, было отчётливо видно его пуповину, и