Линицкий, — продолжает Алла. — Параллельно со своей деятельностью в РОВС он организовал и возглавил кадетский корпус в Белграде, в котором учился также сын Кутепова. Дядя приглашал и Леонида, оставшегося без средств к существованию и без паспорта, учиться в этом корпусе, и любой другой на его месте принял бы это предложение — но не таков был наш герой. Он был очень гордым и независимым и оставался верен своим принципам всю жизнь. Будучи убежденным большевиком, он считал для себя невозможным пользоваться услугами идейного врага — пусть даже и родственника. Помня о своем разведывательном задании — проникнуть в стан врага, Леонид не стал раскрывать себя и упорно искал возможность связаться со своими».

Чтобы обеспечить себе прожиточный минимум, ему пришлось работать чернорабочим в порту. Затем он устроился кочегаром на самую крупную в Белграде текстильную фабрику «Коста Илич и сыновья». Фабрика располагалась на окраине Белграда, в том месте, где Сава впадает в Дунай — в районе Карабурма. «Условия труда там были кошмарные, — рассказывает Алла, — на фабрике работали дети и подростки, которым платили гроши. Это была эксплуатация в чистом виде, и дед говорил, что именно там он получил настоящую рабочую закалку. На этой же фабрике работала одна из первых красавиц русской колонии в Белграде Екатерина Фёдоровна Дракина, дочь купца первой гильдии из Приазовья. Поскольку их семья тоже оказалась без средств к существованию, она была вынуждена устроиться на работу. Она имела хорошее образование, окончила институт благородных девиц, знала иностранные языки, бухгалтерское дело. Поэтому ее взяли на фабрику бухгалтером. Там же работали её отец и сестра Ольга. В свободное от работы время сестры Дракины посещали литературные кружки, где Леонид и познакомился с Катей. Моя будущая бабушка прекрасно декламировала, обожала стихи Писемского, Бальмонта, и ей прочили карьеру актрисы театра или немого кино. На этих кружках устраивали светские рауты и даже балы, где Катя познакомилась с внуком Льва Толстого Владимиром. Он начал за ней ухаживать и уже готов был сделать ей предложение, но произошла заминка из-за того, что бабушка не имела дворянского звания. Толстому сказали, что это мезальянс и семья её не примет. Леониду тоже вначале отказали — он хоть и был дворянином, но нищим. Однако благодаря своей настойчивости и постоянству он все же добился своего. Бабушка рассказывала, что она вышла за него не потому, что была страстно влюблена в него, а потому, что почувствовала в нем некую внутреннюю силу и будущую надежную опору в жизни. Она отказала другим кавалерам, и они обвенчались в 1925 году. К тому времени дед поступил на медицинский факультет Белградского университета, что также способствовало тому, чтобы быть принятым в семью Дракиных. Днем он учился в университете, а ночью работал кочегаром, позднее подрабатывал в больницах. 20 декабря 1926 года у них родилась старшая дочь, которую назвали Галиной — это моя будущая мама. Дедушка, будучи студентом-медиком, сам помогал принимать роды акушерке — в Югославии тогда роддомов не было. Роды были тяжелыми, и бабушка едва выжила.

— А жили они у родственников?

— Нет, они были самостоятельными, но очень бедными. И уже вернувшись в Советский Союз, дедушка с бабушкой высоко ценили заботу со стороны нашей Службы. Они вообще очень тосковали по Родине, потому что хлебнули немало горя на чужих берегах, оказавшись в джунглях капитализма, всеми забытые и никому не нужные. Многие не выдерживали и стрелялись, спивались, в том числе белые офицеры и генералы, поскольку чувствовали себя на чужбине всеми покинутыми, выброшенными из жизни. Это была трагедия. И многие по этой же причине вербовались в националистические и террористические организации — это был способ выжить любой ценой. Таких людей, как мой дед, были единицы, большинство ломались. Было много разочарований, в Белом движении начались разброд и шатания. Дед видел это и, будучи очень сильной и притягательной личностью, стал окружать себя единомышленниками. Постепенно он сколотил группу патриотов, включая ближайших родственников, которые были готовы действовать в пользу своей Родины. Дед постоянно пытался восстановить связь с Россией, писал письма в полпредство, сообщал, что он из разведотдела — но ему не отвечали. Так продолжались годы, пока наконец один югослав-интернационалист не принес в полпредство письмо, в котором дед сообщал, кто он такой и какой информацией о РОВС располагает. К тому времени он стал врачом, слыл прекрасным диагностом и пользовал генералов РОВС, был вхож в их семьи, знал очень многих лично. Восстановив связь с Центром и став нелегальным резидентом ИНО ОГПУ в Белграде, дед по рекомендации Москвы сам также вступает в РОВС и вскоре становится членом правления Общества галлиполийцев — костяка РОВС, а затем секретарём 4-го отдела РОВС, в то время особо интересовавшего ОГПУ СССР. Он получает доступ к секретнейшей информации, идущей из Парижа, где находилась штаб-квартира РОВС. Сотрудники его резидентуры проникают также в НСНП/НТС. Они практикуют тайные операции по вскрытию сейфов руководителей различных отделов РОВС и НТС и становятся в курсе всех замыслов белоэмигрантских центров, направленных против России, а также получают списки всех забрасываемых на территорию России террористов и диверсантов. Им также удается выявить связь этих центров с фашистскими структурами и спецслужбами ряда западных стран. Всю работу секретаря резидентуры, насчитывавшей более десяти человек, взяла на свои плечи Екатерина Фёдоровна. Дома был сделан тайник, в котором хранилась переписка с Центром. Так, в одном из писем в Центр Линицкий сообщал: «Сегодня меня вызывал в Союз инвалидов генерал Скворцов по делу. К слову, я уже около полутора месяцев состою врачом Всеюгославского союза русских военных инвалидов и особо — врачом Белградского отделения этого союза». Однако вскоре произошло событие, во многом повлиявшее на дальнейший ход событий. Центр прислал нового сотрудника резидентуры, некого Шклярова. Он был сыном белого офицера-энтээсовца и работником ИНО ОГПУ. Центр официально назначил его помощником деда и приказал ознакомить его со всеми делами резидентуры. К сожалению, по характеру Шкляров оказался мелочным карьеристом и завистником, стремился доказать, что это он должен возглавить резидентуру. В обход Линицкого, не поставив его в известность, он 5 декабря 1935 года организовал выемку документов из сейфа одного из руководителей НТС и привлёк для этого двух югославских уголовников, один из которых оказался осведомителем тайной полиции Белграда. Их взяли с поличным, и как только Шкляров оказался в контрразведке и ему, как рассказывали у нас в семье, пару раз дали по физиономии, он тут же раскололся и выдал всё и всех. Начались аресты. За дедом пришли, когда он с бабушкой находился