Как и многие другие шаги Садата, этот последний имел двойную цель: он успокоил советское беспокойство по поводу увольнения и ареста просоветского Али Сабри в то время, когда Египет все еще зависел от Советов в плане военного оборудования. Кроме того, это был способ проверить, можно ли использовать советский альянс для того, чтобы побудить Соединенные Штаты оказать давление на Израиль с целью достижения ближневосточного урегулирования на основе арабских требований.

На своем саммите в Хартуме в 1967 году арабские лидеры поклялись никогда не признавать Израиль, не заключать с ним мир и не вести с ним переговоры. В первые годы пребывания Садата у власти его внутреннее положение не позволяло отступать от хартумских правил. С этой целью он продолжил - и, если можно так выразиться, сделал более явными - нападки Насера на Израиль и Соединенные Штаты. В своей речи перед Национальным собранием в 1972 году он сказал: "Вооруженный колониализм того типа, который мы наблюдаем в Израиле, вытесняет народ с его земли... Средства, которые он использует для вытеснения, - это геноцид и нищета". Со своей стороны, Соединенные Штаты, хотя и были "сильными, могущественными и тираническими", тем не менее, также были "бессильны". Какими бы ни были его амбиции в первый год пребывания у власти, Садат ограничился путями во внешней политике, намеченными его предшественником, например, направил дипломатов ООН для косвенного участия Израиля в переговорах о временном прекращении огня вдоль Суэцкого канала.

Однако, действуя под видом преемственности, Садат также приступил к постепенной "де-насеризации". Осторожно, он ускорил переход Египта к капитализму. Он также руководил разработкой новой конституции, которая, сохраняя основную институциональную структуру сильной президентской власти, заложенную революцией 1952 года, делала больший акцент на демократических правах и более снисходительно относилась к религиозным группам, особенно к "Братьям-мусульманам", многих из которых он выпустил из тюрьмы.

Во внешней политике, находясь в окружении Насера, а затем на посту вице-президента, Садат воспринял конец своего предшественника как урок того, как важно ценить ограничения. После закрытия Суэцкого канала и с учетом участия Египта в делах арабского мира Насер взял на себя задачи, превышающие его возможности, и не увидел ценности в постепенности, в том числе (или особенно) в преследовании идеологических целей. Это повлекло за собой репутационные, экономические и военные издержки - а также издержки для гибкости самого Насера, связав его непрактичными обязательствами и идеологической негибкостью.

Опираясь на эти знания, Садат инициировал раннее предложение мира Израилю, слишком двусмысленное для драматических результатов. В феврале 1971 года - всего через пять месяцев после вступления в должность президента - он предложил вновь открыть Суэцкий канал, если Израиль выведет войска из непосредственных окрестностей канала. Это, вероятно, означало отступление от требования Египта и арабского мира о полном отходе Израиля к границам, существовавшим до 1967 года.

Израиль воспринял это предложение как маневр, направленный на компромисс с "линией Бар-Лева" - комплексом укрепленных насыпей вдоль восточного края Суэцкого канала. Он также возражал против непрямого метода переговоров Садата, в которых в качестве посредников участвовали представители ООН, как правило, через посредника, назначенного генеральным секретарем ООН. Чтобы сохранить открытыми каналы связи с Израилем, Садат пошел на заключение временных соглашений о прекращении огня вдоль Суэцкого канала и, даже когда они были разорваны, воздержался от приказа о возобновлении военных действий.

Чуть больше года спустя, в июле 1972 года, постепенность Садата сменилась драматическим шагом: резкой высылкой из Египта примерно 20 000 советских советников, без предупреждения Москвы и предварительных консультаций с любой западной страной, включая США, ни о самом шаге, ни о его последствиях. Хотя все последствия этого изменения в стратегии проявились не сразу, оно стало поворотным пунктом в ближневосточной дипломатии.

В ретроспективе кажется, что Садат дал себе два года, чтобы определить, может ли опора Насера на Москву принести ощутимые результаты. Именно поэтому после подписания в мае 1971 года Договора о дружбе между Советским Союзом и Египтом Брежнев начал призывать Никсона ускорить мирные усилия на Ближнем Востоке.

Предложение Брежнева прозвучало на завершающем этапе войны во Вьетнаме и перед саммитами 1972 года в Пекине (февраль) и Москве (май), которые должны были перекроить глобальную дипломатическую карту. Учитывая это, американский ответ был тем же, что мы сказали и ближневосточным сторонам: мы готовы обсуждать принципы окончательного урегулирования, в том числе на московском саммите. Начало официального процесса будет основано на прогрессе в этих переговорах.

Стратегия, принятая в начале правления администрации Никсона, предусматривала создание для Египта стимулов для обращения к американской дипломатии. Московский саммит завершился совместным заявлением о принципах, включая общее обязательство поддерживать стабильность на Ближнем Востоке, в котором отсутствовал призыв к немедленному возобновлению активных переговоров. В сочетании с отказом СССР поставлять Садату оружие на уровне, который он считал адекватным, это, по-видимому, закрепило мнение Садата о том, что советское партнерство не имеет смысла.

Все ведущие государственные деятели, с которыми я сталкивался, за исключением, пожалуй, де Голля, внедряли бы новую стратегию постепенно, поэтапно, допуская меры по отступлению, если бы она оказалась неэффективной. В отличие от них, Садат совершил радикальный отход, который мог быть поддержан только движением вперед.

Напряженность в отношениях между египетскими и советскими чиновниками нарастала годами. Зрелище того, как иностранцы наносят египтянам оскорбления, с детства вызывало у Садата глубокие личные переживания. Когда в 1972 году советский лидер Леонид Брежнев потребовал объяснений по поводу высылки советских советников, Садат написал ему: «Вы смотрите на нас как на отсталую страну, в то время как наши офицеры получили образование в ваших академиях». В своих мемуарах Садат пишет: "Я хотел сказать русским, что воля Египта была полностью египетской; я хотел сказать всему миру, что мы всегда сами себе хозяева".

Египет продолжал принимать советскую экономическую помощь - и Советы, намереваясь сохранить толику влияния, упорно продолжали ее оказывать. Но Садат достиг своей цели - продемонстрировал, что Египет способен на самостоятельные действия, а не просто вассал далекой сверхдержавы.

Изгнав советский персонал из Египта, Садат устранил главное препятствие для участия Америки в мирном процессе. С ослаблением советского влияния дипломатический путь через Америку представлялся естественным путем продвижения вперед.

Но на внешнюю политику так же влияют нематериальные факторы, как и объективные обстоятельства. Садат все еще пользовался в Вашингтоне низким уважением. Его первые публичные шаги на посту президента противоречили его частным заявлениям, которые в любом случае были слишком косвенными и тонкими, чтобы предполагать потенциальное открытие для трансформационного диалога. Моя личная оценка не претерпела существенных