Надо же, снег… Нет, я не удивляюсь снегу в сентябре, в конце концов, мы — за Полярным кругом. Просто в свое время я поставил себе дедлайн — добраться до Источника до первого снега, иначе нас просто по следам попалят. И вот он — первый снег, и Источник у меня, и мы благополучно убрались из Мангазеи.

Остальные решили не испытывать судьбу и остались внизу, в каютах, если таким громким словом, конечно, можно назвать узенькие помещения, отделенные дощатыми перегородками, где с трудом помещалась койка и… и всё. Не туристический лайнер, обычное торговое судно. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Мало ли кто проплывет мимо, да посмотрит на английский корабль, да увидит на палубе каких-то девчонок, да мало ли кому потом расскажет… Нет, лучше уж перебдеть. А я вот вышел, о чем теперь жалею — ветерок вдоль реки дул все же бодренький. Я натянул меховой колпак поглубже. Нет, что ни говори, а эти русские колпаки, хоть и смотрятся не так круто, как широкополая английская шляпа — благополучно оставленная мною в подземелье и теперь укрытая десятками метров земли — но по нашему климату они гораздо лучше.

Может, кстати, я и зря шляпу оставил. Сейчас можно было бы пафосно выбросить ее за борт, прощаясь с, честно говоря, поднадоевшим образом английского чудака Барти Крауча-младшего. Благо что все, кто его знал, остались в Мангазее.

— Ну что, мистер Крауч, так и не нашли своих слонов?

Тьфу ты. Совсем забыл, что Мангазея — город все же относительно небольшой, и даже капитан корабля, зашедший буквально на пару дней, услышал сплетню про чудака, который хочет найти слонов в Сибири.

Я обернулся. Капитан, тип с острыми шильями усов и треугольной рыжеватой бородой, смотрел вежливо, но я мог бы поклясться — внутри он весело похохатывает. Ладно… Я тоже люблю пошутить…

Сделав страшное лицо, я быстро посмотрел туда-сюда и прижал палец к губам:

— Вы с ума сошли?! Кто-то может услышать! Мне и так пришлось бежать, пока эти проклятые русские не поняли, что я всё знаю!

По лицу капитана пробежала сложная гамма эмоций, от недоумения, через осознание, к пониманию. Наверняка он не понимал, зачем мы с такими предосторожностями загрузились к нему на борт, зато сейчас в его голове щелкают шестеренки, вставляя на место кусочки паззла. Ну а то, что у него в этом паззле какая-то чушь получается — я, ей-богу, не виноват. Почти.

— Вы… — медленно проговорил он, невольно понижая голос, — Хотите сказать…

Я оглянулся еще раз и приблизился к капитанскому уху:

— Я их видел. Вот так же, как сейчас вижу вас.

Судя по взгляду, картина мира капитана рушилась:

— Но… Как же… Ведь зимой им холодно.

— Этим тварям нипочем мороз, капитан Харди. Они обросли рыжей шерстью, что твой стог сена. Огромный стог, высотой с мачту вашего корабля.

— Ну уж…

— За пол-мачты ручаюсь. Они огромные, огромные! А их бивни… Они загибаются кольцом, раза в два больше, чем у любого слона!

Капитан Харди уже поверил мне безоговорочно.

— Русские их прячут. Не знаю, зачем. Может, хотят однажды обрушить рынок слоновой кости.

— А вы, мистер Крауч, вы не добыли одного из них?

— Как? Как я должен был это сделать? У них шкура — вот! В ладонь толщиной! Чем ее пробьешь?

— А выкопать ловчую яму?

— Яму?

— Ну да.

— Величиной со слона?

— Ну…

— А потом как-то уговорить слона в нее забраться?

Капитан почесал в затылке, прикидывая, как бы он мог заполевать мамонта. Ничего, до Архангельска времени много, я тебе таких охотничьих баек расскажу, на всю Англию хватит.

Похоже, я становлюсь первоисточников байки про сибирским мамонтов.

Глава 49

Если вам кто-то расскажет, что путешествие на паруснике — это сплошная романтика, хоть ложкой ее ешь, плюньте в него. А еще лучше — меня позовите, я плюну. Потому что нет в это никакой романтики, вот вообще. Одни и те же рожи изо дня в день, одни и те же виды, которые надоедают очень быстро, парусник, который казался большим, пока стоял в порту, а когда ты оказался внутри — сразу стал маленьким и тесным, крохотная каюта, неприятно похожая на вертикальный гроб… Да еще и постоянная качка, туда-сюда, вверх-вниз, вверх-вниз, туда-сюда. Хорошо хоть, ни у кого из моей команды не оказалось морской болезни, вот прям повезло. Потому что если бы пришлось еще и проводить все это путешествие в позе мышонка Джерри из одной старой серии мультика — то бишь, перегнувшись через балверк и попой кверху — то я за себя не ручаюсь.

Это я еще молчу про походы в туалет. Нет, молчу, я сказал! Это не тот опыт, которым хочется поделиться. Скажу только, что женщин на парусники совершенно не зря не брали.

Из развлечений — ничего. Вот вообще. Интернета нет, вай-фай не ловит, телевизор не показывает, фильмов нет, книги читать — так нет их, книг, не догадались мы взять ни одной. Разговаривать? С матросами — некогда, они, в отличие от пассажиров, либо заняты делом, либо спят. С капитаном — так он, конечно, не против, его как-то очень уж сильно заинтересовала тема с мамонтами, но у меня довольно быстро иссякла фантазия, да и шутка перестала казаться смешной. Друг с другом — так то, что нужно обсудить, на корабле, где уединения меньше, чем в студенческой общаге, этого делать не стоит, а просто так трепаться — быстро надоедает.

В общем, к моменту, когда наше плаванье по Нарземскому морю, уже подходило к концу, я уже был несколько на взводе. Спасало только чтение дневника моего — ну, викентьевого — предка, первого боярина Осетровского. Тот, что с волчьей мордой… да не предок с мордой! Дневник! В кожаной обложке, с накладкой в виде волчьей морды!

Простите. Нервы ни к… блинам, ни к оладьям.

Интересная книжка, кстати, читается, прям как приключенческий роман. Предок, видимо, понятия не имел, как должен писаться дневник, поэтому просто рассказывал о том, что произошло, возвращаясь к нему от случая к случаю. Было что-то интересно и нашлось свободное время — напишем, не было ничего — ну, черканем парой строк: «Вторую неделю мы идем по тайге, за это время видели двух мамонтов, трех йети